— Это, возможно, справедливо применительно к нормальной личности. Но миссис Стреттон нормальной не была. Кстати, я и сам собирался в этом поддержать Фила. Ведь это очевидная вещь. Нет, по-моему, эта, как вы сказали, расхожая точка зрения к миссис Стреттон не применима. Она была совершенно невменяема и могла совершить под влиянием внезапного порыва все что угодно.
— Что ж, неплохо. Теперь — вы согласны с Чалмерсом относительно времени смерти? Он вроде бы считает, что это произошло часа в два ночи — в течение получаса после того, как она покинула зал.
— Да. Это вообще очень непросто определить, особенно в случаях внезапной смерти, да еще холодная ночь осложняет дело, но с большой вероятностью, это случилось в течение часа после того, как она покинула зал, а скорее всего — в течение получаса.
— Чем раньше, — небрежно заметил Роджер, — тем лучше.
Доктор Митчелл посмотрел на него озадаченно.
— Вы видели, в каком состоянии она выскочила из зала. Не вдаваясь в детали, мы с уверенностью можем сообщить полиции, что она была в бешеной ярости, притом что сама себя накрутила, прицепившись к каким-то пустякам. Мало ли какой порыв мог охватить ее в тот момент?
Чем дальше отсрочивать время смерти, тем больше времени на раздумья и тем слабее порыв.
— Понимаю, о чем вы, — медленно проговорил Митчелл. — Да, пожалуй, час это некоторая натяжка. В конце концов, Чалмерс практикует куда дольше моего. Он, вероятно, прав, урезав промежуток времени до получаса.
— Это как максимум. Но ведь это могло произойти немедленно?
— О да, вполне.
— Опять-таки хорошо. Теперь следующий момент. Вчера ночью вы отрапортовали инспектору. А суперинтенданту — еще нет?
— Уже. Я собирался заглянуть к нему сегодня днем, но вместо этого он сам ко мне пожаловал, перед самым ленчем. Как раз и сказал мне, что придется провести освидетельствование тела.
— Да? Так вы ему отчитались?
— Мне было в самом деле нечего добавить к тому, что я сообщил инспектору. Он задавал множество вопросов...
— Правда?
— Да, но я ему на все отвечал, что не могу предоставить никакой новой информации до освидетельствования.
— Конечно. Итак, я понял, что сегодня днем вы обнаружили на теле многочисленные синяки, и в частности — синяк на затылке?
— Да, но небольшой, и он был скрыт волосами — чуть ниже макушки. Вряд ли бы мы его проворонили ночью, если бы так не вымотались.
— Ага.
Роджер замолчал. Теперь, когда беседа вошла в решающую фазу, он не знал, как подступиться. Надо, чтобы доктор Митчелл помог как-нибудь невинно истолковать этот синяк, но при этом ни единым намеком не дать доктору понять, зачем это нужно. Роджер не сомневался, что полиция на сей счет сделает точно такие же выводы, как и он сам, и притом что с лихвой хватает синяков на теле, именно синяк на голове может оказаться решающим. Значит, надо найти какое-то убедительное объяснение этому синяку — просто необходимо, иначе не на что и надеяться.
— Да, — проговорил он наконец, решив взять быка за рога, — а как вы объясните, Митчелл, этот синяк на макушке?
— Ну, — без обиняков ответил доктор, — думаю, кто-то треснул ее по голове.
Роджер с тоской посмотрел на него. Хуже и не придумаешь!
— Неужели это единственно возможное объяснение? — и робко добавил: — В смысле, получается так похоже на ссору, а никакой ссоры, как мы знаем, не было.
— Чтобы синяк появился в таком месте, ее должны были стукнуть по голове, — резонно возразил доктор.
— Да, но не могла она сама стукнуться?
— Да, могла, несомненно. Но как можно стукнуться макушкой?
— Ну, например, о низкую притолоку или что-то в этом роде.
— Только если она входила в дверь задом наперед.
Роджер чувствовал, как хватка его ослабевает. Он был связан невозможностью говорить в открытую. Невозможно объяснить, что полиция, подозревающая не просто более запутанный случай самоубийства, но нечто значительно серьезнее, почти наверняка поинтересуется, не имеется ли каких-либо признаков насилия на голове погибшей, объясняющих отсутствие следов борьбы на асфальте. Ведь такие следы легко определить, и если была бы борьба, то они непременно бы остались. И вот вам пожалуйста этот самый признак насилия!
— Скажите, а не могла она как-то получить этот синяк без посторонней помощи? — спросил он в отчаянии. — Кстати, и другие синяки тоже?
Доктор Митчелл посерьезнел.
— Я вполне понимаю, что вы имеете в виду, Шерингэм, но тут ничего не попишешь: это явно следы нанесенных кем-то ударов. Так и сам Брайс сказал, и он наверняка включит это в свой отчет. Так и сказал — «Эге, кто же так Ину отделал?»