— Осберт ничего об этом не говорил.
— Думаю, — отвечала миссис Лефрой, — он мало что об этом помнит. Но наверняка вспомнит, если ему подсказать.
— Превосходно.
— Да. Так в чем именно мне следует покаяться? Кажется, что-то такое с креслом?
— Дело вот в чем, миссис Лефрой, — и Роджер принялся быстро объяснять. — Вы знаете, что под виселицей лежало кресло, которым, видимо, воспользовалась миссис Стреттон. По некоторой причине, в которую я в настоящее время не намерен вдаваться, Колин заполировал это кресло своим носовым платком — и при этом заодно стер все возможно имевшиеся на нем отпечатки, включая отпечатки самой миссис Стреттон. Полиция обнаружила, что кресло вытерли, и предпочла усмотреть в этом злой умысел. Поэтому необходимо, чтобы кто-то признался в этом вытирании кресла, причем с беззаботным смехом, как бы не подозревая, что подобное действие может рассматриваться как серьезное. Вот что я попросил бы вас сделать.
— Что ж, по-моему, это совсем нетрудно, — отвечала миссис Лефрой.
— Как я люблю женщин, не задающих тысячи ненужных вопросов! — Роджер сразу оживился.
— Да, но один вопрос я все-таки задам, явно нужный. Почему я это сделала?
— Действительно — почему? — Роджер на мгновение задумался. — Да, самое главное — иметь по-настоящему вескую причину.
— Причем такую, которая бы охватывала не только спинку кресла, но и сиденье, — добавил Колин.
— Да, и сиденье. Вот бы — стоп, я, кажется, кое-что вспомнил. Нам, пожалуй, повезло.
— Что?
— Как же, я ведь как раз беспокоился насчет сиденья — помнишь, Колин? Но все в порядке. Я сам на него становился. Так что, если даже его немножко и протерли, следы от ботинок все равно проявятся. И вот что я теперь подумал — это хорошо, что его вытерли. Таким образом песок с подошв оставил следы, но стерлась разница между широким плоским каблуком и узким и высоким. Да, это нам повезло.
— Рад, что от меня хоть какая-то польза, — сухо произнес Колин.
— Знаете, мистер Шерингэм, что меня так и подмывает задать тысячу ненужных вопросов? — сказала миссис Лефрой. — И хочу, чтобы вы это знали, потому что не стану задавать ни одного!
— Я расскажу Рональду, какая вы редкостная женщина, — пообещал Роджер. — Он, наверное, тоже это подозревает, но вряд ли до конца понимает.
— Агата великая женщина! — согласился Колин. — Но ей-то зачем понадобилось кресло вытирать?
Они смотрели друг на друга. Было очень трудно вообразить, для чего миссис Лефрой понадобилось вытирать кресло.
— Может, на нем было варенье или что-то такое? — без особой надежды спросила миссис Лефрой.
— А может, птичка? — предположил Колин.
Роджер застонал.
— Ты его так тщательно вытер, — сказал он. — От чего человеку может понадобиться так тщательно оттирать кресло на крыше?
— От сажи, — тут же сообразила миссис Лефрой. — Потому что у меня платье белое.
Роджер глянул на нее в восхищении. И тут же увял.
— Но вы же не собирались на него сесть. Во-первых, оно лежало на боку. Во-вторых, вы не должны были садиться именно на это кресло.
— Нет. Мне стало дурно и пришлось сесть на ближайшее кресло.
— Если бы вам стало дурно, вам было бы не до вытирания кресла. К тому же чем вы его вытерли? Полой вашего белого платья? Боюсь, не очень убедительно.
— Ага, Агата его и не вытирала. Это Осберт вытер его для нее своим носовым платком. Парень был пьян, как сапожник. Он и не вспомнит, сколько кресел перетер за ночь — может, с полсотни.
— Колин, — проникновенно произнес Роджер, — кажется, ты попал в яблочко. Но погоди-ка, неужели Осберт так и вытирал его, не поднимая с пола? Разве правила приличия не требуют его сначала поднять?
— О да, — сказала миссис Лефрой, — но потом я его снова уронила, когда встала.
— Тогда почему на кресле нет отпечатков самого Осберта?
— О! А я сама подняла кресло, прежде чем он его вытер. А моих отпечатков нет потому, что я была в бархатных перчатках.
— Именно! — радостно воскликнул Роджер. — И вы попросили Осберта вытереть кресло, потому что увидели пятнышко сажи на белой бархатной перчатке, после того как подняли кресло.
— Естественно. Я после этого едва стояла, пока он его вытирал, так мне стало нехорошо. И все замечательно получается, потому что я и правда была на крыше с Осбертом, пока вы с Рональдом занимались Иной внизу. Боюсь, я проявила нездоровое любопытство — пошла поглядеть на виселицу сразу после того, что случилось, но я его вовсе не стыжусь.