— Миссис Лефрой, — воззвал голос.
Роджер затаил дыхание.
Коронер заглянул в свои записи. Суперинтендант Джемисон, чье кресло помещалось за его спиной, подошел и что-то прошептал ему на ухо. Коронер кивнул.
— Да. Итак, миссис Лефрой, не расскажете ли вы нам, что произошло после того, как мистер Уильямсон показал нам, где именно обнаружили тело?
Миссис Лефрой объяснила, что еще накануне в своих показаниях полиции кратко изложила основные события того злополучного вечера, но предупредила, что ей ни разу за всю вечеринку не случилось переговорить с Иной Стреттон, и поэтому относительно каких-либо личных моментов ничем помочь не сможет.
— Разумеется, — спокойным, чистым голоском она продолжала отважно и элегантно лжесвидетельствовать в пользу брата своего жениха. — Для меня это явилось страшным шоком, я ужасно расстроилась. У меня даже в глазах потемнело, и пришлось присесть. Там, на крыше, поблизости валялось кресло, и я его подняла. Я была в белых бархатных перчатках, и они испачкались. Я решила, это, видимо, сажа, на крыше. На мне было белое шелковое платье, и я попросила мистера Уильямсона вытереть кресло, чтобы мне сесть, и он его вытер. Теперь я понимаю, что кресло нельзя было трогать, но тогда я об этом не подумала.
— Да. Вы, несомненно, слышали, как я сделал на этот счет замечание мистеру Уильямсону. Ведь такие действия, знаете ли, в другом случае могли бы иметь очень серьезные последствия.
— Да, теперь я поняла, — с покаянным видом признала миссис Лефрой.
— А скажите, то кресло, что вы подняли — оно что, лежало на боку?
— Да, лежало на боку на крыше.
— А где именно на крыше?
— По-моему, — ничтоже сумняшеся отвечала миссис Лефрой, — где-то посередине.
— О боже мой! — застонал про себя Роджер и уронил голову на руки.
— Если тебя вызовут, — Роджер лихорадочно нашептывал Колину, — скажи, что, когда ты поднялся на крышу, кресло было точно под виселицей. Ничего объяснять не нужно. Просто скажи!
— Не буду, — так же шепотом ответил Колин. — Чтобы всех нас привлекли за дачу ложных показаний и еще бог знает за что? Нет, не буду я этого говорить.
— Мистер Николсон! — раздался глас судьбы.
— Но ваши усилия по оказанию первой помощи не дали результата?
— Нет, никакого.
— Нет. А дальше?
— Я спустился, чтобы не выпускать дам из зала — незачем им было видеть, как мистер Стреттон и мистер Шерингэм несут тело вниз.
— Да, конечно. Похвальная предусмотрительность. Ну, а когда вы только поднялись на крышу, мистер Николсон, вы не видели там кресла?
— Видел.
— Где оно находилось?
— Примерно на линии между виселицей и дверью на лестницу, но пожалуй, что к виселице ближе, чем к двери.
— Понимаю. А скажите, ваше внимание к нему привлекло что-то конкретное, или вы просто случайно его заметили?
— Я его сперва не заметил. Я об него споткнулся. Почему и запомнил, что оно там было.
— О, неужели? Вы об него споткнулись?
— Да. Между прочим, даже ногу об него ободрал.
— Правда? Что вы говорите! Вы мне не покажете вашу ссадину? Я, знаете ли, сам не чужд медицине, и...
— О, да пустяки, — Колин обошел стол и торжественно подтянул брючину, коронер столь же торжественно осмотрел представшую его взору незначительную царапину.
— Так-так. Да. Ничего серьезного, вы правы. Тем не менее рану всегда рекомендуется тщательно обрабатывать, какой бы незначительной она ни казалась. Да. А это кресло — на каком расстоянии, на ваш взгляд, оно находилось от виселицы?
— Футах в двенадцати — пятнадцати.
И вот наконец коронер открыл карты:
— Как по-вашему, не многовато ли, чтобы миссис Стреттон смогла сама оттолкнуть его так далеко, перед тем как она сама — э-э — если она сама шагнула в небытие?
— Пожалуй.
— Благодарю вас, мистер Николсон. Это все. Э, что такое? Что? Врачи хотели бы?.. Да, очень хорошо, очень хорошо. Сейчас мы заслушаем результаты медицинского освидетельствования. Доктор — дайте-ка посмотреть — да, доктор Чалмерс выступит первым. Прошу вас.