— Дернем?
Я пожимаю плечами. Ант кивает.
Ант и Андрей курят, стряхивая пепел в пустую бутылку. Я собираю пальцами крошки чипсов.
— Ненавижу неформалов, — говорит Андрей. — Вернее, не неформалов, а «неформашек» — тупых тинэйджеров. Сделали татуировки, пирсинги, майки надели со всякими надписями. Это — стадо, тупые уроды. Причем вся их неформальность — строго до поры до времени. Пока в школе учишься, в институте, можно и нефором быть — на родительское бабло. А когда в кармане диплом, когда надо на жизнь зарабатывать — тут уже не до нефорства. Погудели, побалдели — и вперед, делать бабки. Логика простая: без бабок ничего в жизни нет.
Я говорю:
— В общем, ты все правильно сказал про неформалов. Но всякие быки, уроды — они еще хуже…
— Про этих я не говорю. Это конченые элементы. Я про тех, кто из себя что-то строит…
— Не, ну есть еще политика всякая, — говорит Ант. — НБП хотя бы и прочие.
— А при чем тут политика? — спрашивает Андрей.
— Как причем? Есть бычье, есть неформалы, и есть политика.
— В жопу политику. Заебала она меня. Возьми хотя бы Лимонова со своей НБП. То туда, то сюда. То «Сталин, Берия, Гулаг», «юные бериевцы», то он с Немцовым тусуется, с Хакамадой. Права человека, хуе-мое…
— Ты не врубаешься, — говорит Ант. — Политика есть политика, и надо играть по правилам. Если ты честный и искренний, никому ты на хуй не нужен. Никто тебя не поддержит. И получишься ты не политик, а просто говно. Это работа такая: привлекать голоса избирателей, чем больше — тем лучше. И Лимонов в этой игре — это его такой выбор. Он мог бы остаться писателем, писать всякие книжки про то, что происходит в России. Или про то, что надо делать, чтобы здесь стало лучше. И люди говорили бы: вот какой он крутой, какой он бескомпромиссный. А он полез в политику — значит, тоже должен наебывать, чтобы за него голосовали.
— Подожди. Всегда есть грани какие-то, рамки. Типа, вот это я еще сделать могу, а вот это уже не буду…
— Есть рамки, ясный перец. Для каждого человека есть рамки, не только, там, для политика…
Мне надоел их базар. Наверно, потому что мне нечего вставить. Я никогда не следил за политикой. На выборы ходил всего один раз. Год назад, на парламентские. Когда Путина выбрали на второй срок, я был в Америке. А на парламентских голосовал вместе с мамой за «Яблоко» — она меня убедила. Сказала, что хоть лично Явлинский ей несимпатичен, это все-таки меньшее зло. А на выборах мэра — тогда же — я голосовал за Лужкова. Думал, что пусть лучше все остается, как есть: не так уж и плохо в Москве. Сейчас понимаю, что и не хорошо.
Жора прикуривает «беломорину», затягивается, сбивает пепел в пепельницу в форме русалки. Я останавливаюсь, доиграв припев.
— Ну так вот, Алекс, могу сказать тебе важную вещь и, надеюсь, приятную для тебя: ритм ты держишь уже неплохо. Если будешь продолжать в том же духе, все у тебя получится. Заметен результат упорных занятий в последние два с лишним месяца. С соло, конечно, похуже дела обстоят. Над этим еще надо работать, но это естественно. Чтобы освоить приемы, выучить гаммы, нужно время…
— Времени нет. Я хочу собирать состав.
— И как это следует понимать, парень? Что ты больше ко мне не придешь?
— Не приду.
— В таком случае, все, что мне остается, это пожелать тебе, Алекс, удачи. Как говорят американские друзья, «гуд лак».
— Спасибо.
— Но в Америке ты зря не остался. Помяни мое слово.
Стою в углу вагона метро. На плече — гитара в чехле и рюкзак. Рядом, на сиденье — парень кавказской наружности. Он играет в игру в мобильнике «Siemens». Напротив дремлет мужик в рубашке и галстуке. На коленях — кожаный черный портфель, из него торчит бутылка шампанского.
Я поворачиваю голову. В середине вагона, прислонившись к дверям, стоит с бутылкой пива Клык. Я не хочу, чтобы он меня заметил. Он давно меня напрягает, и общаться с ним стало сложно. Мы живем в соседних домах, вместе учились до одиннадцатого класса, гуляли. Потом Клык стал много пить и тусовался в основном с «коллегами» — фанатами «Спартака». Трезвым я его не видел давно.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Царицыно». Я сажусь на свободное место в углу, кладу рюкзак на колени, прислоняю гитару к двери между вагонами.
— Привет!
Надо мной стоит Клык, протягивает руку. Мы здороваемся.
— Пиво будешь? — Он сует мне чуть не в нос бутылку «Клинского». В ней осталось чуть чуть.
Я мотаю головой. Клык садится, втискиваясь между мной и полной девушкой с рыжими волосами. Девушка читает Александру Маринину.
— Что это у тебя за струмент такой? — спрашивает Клык.
— Гитара.
— А, по ходу, ты говорил, что лабаешь. Забацай че-нибудь прямо в вагоне, а?
— Ага, разогнался.
— Не, я шучу, само собой. Ну, ты, в общем понял…
Напротив сидят два тинэйджера. На них — не по размеру большие бейсбольные кепки, козырьки повернуты набок. Клык злобно глядит на них. Поезд замедляется, въезжает на станцию. Двери открываются.
— Э, вы, че это вы кепки так надели? Крутые, да?
Тинэйджеры молча смотрят на Клыка.
Я говорю ему:
— Успокойся. Что они тебе сделали?
— Ничего. Просто уроды. А с понтами, как будто не знаю кто…
— Ну и хер на них. Что, ты драку в вагоне устроишь?
— Если надо, устрою.
Домодедовская. Двери открываются. Мы выходим. Тинэйджеры остаются в вагоне, провожают глазами Клыка. Один улыбается. Клык дергается, хочет вернуться в вагон. Я хватаю его за плечи.
У стен подземного перехода стоят пустые пивные бутылки, валяются пакеты от чипсов. Навстречу идет невысокий мужик в расстегнутой рубахе, размахивает руками.
Клык останавливается.
— Не, ты глянь, какой боец, а? А если ебнуть ему пару раз, чтоб он с копыт, а? Как ты думаешь, стоит?
— Не стоит, пойдем.
Мы поднимаемся по ступенькам перехода, выходим на остановку. Я говорю:
— Пойдем пешком, поздно уже. Троллейбуса полчаса будешь ждать.
— Не, ни хера. У меня сил больше нет. Ждем «рогатого».
— Ладно, ждем.
У остановки тормозит ментовская «ГАЗель». Выходят два коротышки-мента без фуражек. В машине остаются водитель и женщина — тоже в ментовской форме.
Менты подходят к скамейке. Один лысый, второй — коротко стрижен. На скамейке сидят три тетки с баулами. Менты что-то им говорят, тетки хватают баулы и тащат к «ГАЗели». Менты подходят к нам.
— Документы, — говорит лысый.
Я достаю из кармана свой паспорт. Лысый листает его, находит прописку, отдает мне назад. Второй глядит в паспорт Клыка. Видно, что Клык пьяный, и можно доколупаться. Но у ментов, похоже, другие задачи. Стриженый возвращает Клыку паспорт. Менты идут к «ГАЗели». К остановке подъезжает троллейбус.
Балконная дверь приоткрыта. В стеклах домов за шоссе отражается заходящее солнце. Играет «Pixies», песня «Holiday».
Я сижу за компьютером, просматриваю в Интернете объявления «музыкант ищет группу».
«Барабанщик в стиле хардкор ищет толковую группу, возраст не старше 17 лет».
«Барабанеру хоцца играть альтернативу!!! Жуть как хоцца!!»
«Басист ищет единомышленникOFF!! ОЧЕНЬ ИЩЕТ!!!»
«бАСИСИТ. Готов играть трэш — вроде kreator, slayer, exploited. Инструмент в порядке. Уровень игры средний. Ищу музыкантов от 17 лет».
«уШЛЕПАК ГИТАРАСТ ИЩЕТ ПАДОНКАФ И СЦУКОв кАЛЛЕГ»
«Басист из Москвы ищет группу. Уровень игры НЕвысокий».
Никому из них писать не хочется. Я набираю свое объявление:
«В панк-группу в Москве нужны барабанщик и басист. Уровень игры — не главное. Возраст от 20 лет. Ориентация на «Dead Kennedys», «Minor Threat», «Bad Brains» и т д.»