История книжных подобий
Второй номер за восьмидесятый год, третий и четвертый. Первый, разумеется, был, но кому он нужен. На второй очередь без шансов, книговыдавальная тетка смотрела на меня с понимающим сожалением: вы б еще Булгакова спросили, молодой человек, вот, возьмите Мопассана, вчера сдали.
Я не хотел Мопассана, мир его перу. Я хотел «Альтиста Данилова», по которому тогда с ума сходила вся интеллигентствующая Москва. Правда, уже приклеилось обидное - «Булгаков для бедных». Но читали все, до дыр. Читали все - и ни у кого не было, хоть убейся о ту дыру.
Оставался еще Андрей.
Он был человеком интеллигентной профессии - то ли филолог, то ли театровед. Жить с этого даже в советское время было невозможно. Но Андрей жил, и неплохо, так как имел доступ к театральным билетам, журналам, книжкам и прочему дефициту. Нет, он не торговал дарами духа - в смысле за деньги. С ним приходилось вступать в сложные отношения, беря на себя не вполне определенные обязательства без четко обозначенного курса, но с учетом возможностей облагодетельствованного: кто-то расплачивался полдневными поездками на дачу, кто-то - устройством Андрюшиного сына в ведомственный пионерлагерь, кто-то - горами кавказских фруктов. У меня ничего такого не было, поэтому я всегда был в конце всех очередей. Но иногда и мне что-то перепадало - надо думать, в счет будущего.
Когда я пришел к Андрею, то застал его за странным занятием - он паковал пачку книг и журналов, перекладывал их оберточной бумагой и газетами. Пачка была внушительной.
- Это на обмен, - любезно объяснил он мне. - Тут один товарищ мне принес. «Агни-Йога», первый том. Прибалтийское издание.
Альтист со свистом вылетел у меня из головы - речь шла о настоящей редкости. Про «Агни-Йогу» я слышал, что это великое и абсолютно недоступное произведение Елены Рерих, написанное со слов Великих Махатм, Учителей Востока. Книжка считалась запрещенной, хуже кокаина. Говорили, что у некоторых особо продвинутых экстрасенсов она есть и что сама великая Джуна «работает по Агни-Йоге». Но у меня тогда не было знакомых продвинутых экстрасенсов, а Джуну я и вообразить себе не мог, это был какой-то космос.
- Покажи, - потребовал я.
Андрей упирался недолго: ему отчаянно хотелось похвастаться.
Томик «Агни-Йоги» поразил меня миниатюрностью (я почему-то думал, что он должен быть очень большим) и ухоженностью: книжица была обута в вощеную кальку, с проклеенной обложкой, всячески снаряжена для долгого хождения по рукам.
Не без трепета я раскрыл ее где-то на середине, ожидая прочесть там нечто великое и ужасное.
Предчувствия меня не обманули. Там было написано: «Я вам уши украшу песней Истины».
Я протер глаза, перелистнул страницы и увидел: «Чистые слезы приносят розы». Дальше шло: «Окно ведет к воздуху», «птичка хохлится в холоде, но солнце расправит ее крылья», и через каждые три слова - «шлю благословение верным».
Добило меня относительно невинное: «Верь мне. Скоро. Скоро. Скоро».
Тут уже я не выдержал и скорбно заржал.
I.
Попса. Производное от англоязычного pop, популярный. Популюс - народ по-латински, отсюда и слово. Есть еще слово «вульгарный», опять же от латинского «народный». Vulgata - это Библия на простом латинском, а не порножурнал, как некоторые думают.
Тут нюанс. Народное, общераспространенное - не значит обязательно попсовое. Скажем, народные песни: да, затертые, да, навязшие, да, поют их пьяненькие людишки над салатом оливье, все так, но вот попсовыми их не назовешь. Не то.
Было еще хорошее слово «пошлое» - в значении «простонародное, грубо сделанное, немодное». Но и тут есть тонкое отличие. Пошлое - это, как правило, вышедшее из моды, но задержавшееся в нижних, придонных слоях социума. Это, попросту говоря, устаревшее. Попса же рождается попсой, она пошла и вульгарна изначально.
Довольно часто «попсовым» называют то, что в английском обозначается как mainstream. Но это, опять же, неверно. Мейнстримное - то есть изготовленное в расчете на максимально возможный спрос - бывает попсовым, но не обязательно. И даже наоборот - среди бестселлеров, вообще говоря, попадается больше шедевров, чем среди малотиражной литературы, рассчитанной на узкий круг непонятно кого, а порвавшие кассу кинофильмы смотреть, как правило, и приятнее, и душеполезнее, чем «арт-хаус» какой-нибудь.
Обратимся тогда к истории понятия, оно иногда полезно.
Как ни странно, глубоко копать в данном случае не приходится. Термин родился в музыкальной индустрии и имеет конкретного автора: советского (впоследствии американского) композитора и продюсера Юрия Чернавского. В одном интервью Чернавский - на правах матерого профи, - излагал эту историю так: «Я придумал слово „попса“… Однажды мы говорили с каким-то парнем, кажется, из Днепропетровска. А на сцене начали „пилить“ какие-то пацаны, ну прямо чистые копии ребят, которых я помогал продюсировать. Только намного хуже. Я что-то обозлился. Долго сидел и соображал, что бы сказать по поводу их манеры и вдруг один из них выдал такое коленце - твист на кавказский лад. Я пробормотал: „Ас-са-а… Это даже не поп, это какая-то… Попс-са-а… твою мать…“»