Однако эта славная победа не принесла желанной безопасности. Как раз наоборот. Она породила иллюзорную уверенность в надежности установленных линий обороны вроде так называемой Линии БарЛева к востоку от Суэцкого канала. Насер, который блистательно выигрывал битвы на поле «паблик рилейшнс» и проигрывал все военные сражения, умер, и на смену ему пришел более грозный противник – Анвар Садат. Чтобы развязать себе руки, Садат выслал в июле 1972 г. из Египта советских военных советников, что, впрочем, никоим образом не лишило его советского вооружения. Он покончил с открытыми военно-политическими союзами, которые Насер заключал с другими арабскими странами, довольствуясь секретной координацией планов. До этого времени армия Израиля теоретически уступала противнику, и израильтяне чувствовали себя просто обязанными нападать превентивно (в апреле 1948, октябре 1956 и июне 1967 гг.), чтобы пользоваться всеми тактическими преимуществами внезапности. Теперь же Израиль считал, что его силы превосходящие, и пришла очередь Садата (во взаимодействии с сирийцами) напасть на него без предупреждения в День Искупления, или Йом-Кипур (6 октября) 1973 г., добившись полной внезапности.
Египтяне и сирийцы прорвали оборонительные линии Израиля. Неожиданное для израильтян техническое совершенство арабского противотанкового и противовоздушного оружия позволило нанести серьезные потери израильским самолетам и бронетанковым силам. Впервые за четверть века существования Государство Израиль оказалось перед лицом возможного полного поражения и второго Холокоста. Однако 9 октября продвижение сирийцев было остановлено. На следующий день в ответ на отчаянные просьбы Израиля о помощи президент США Ричард Никсон начал экстренную переброску по воздуху современного вооружения. Через два дня израильские войска начали энергичное контрнаступление на Египет, перешли на западный берег канала и стали угрожать окружением египетским частям, наступавшим на Синай. Это явилось поворотным пунктом, и Израиль двинулся к победе столь же решительно, как и в 1967 г., когда 24 октября вступило в силу соглашение о прекращении огня.
Готовность Израиля к прекращению огня диктовалась скорее политическими и психологическими, нежели военными факторами. В каждой из четырех войн для сторон результаты были неравнозначны. Арабские страны могли позволить себе проиграть много войн, Израиль же не имел права проиграть даже одной. Для Израиля победа не означала мира, но поражение Израиля было бы для него катастрофой. Израиль всегда считал Египет своим самым опасным врагом, тем, кто с наибольшей вероятностью может нанести нокаутирующий удар. В то же время Египет был наиболее «синтетическим» из противников Израиля. Его население – не совсем арабы. Он боролся за то, чтобы подкрепить свои претензии на лидерство на Среднем Востоке и поддержать свой престиж, а не из глубоко эмоциональных побуждений. Египетская территория, которую удерживал Израиль, хоть и была полезной (в 1967-73 гг. там были разведаны серьезные запасы нефти), но не являлась частью еврейского исторического наследия. В силу этих причин мир с Египтом был возможен. Ему, правда, мешало чувство ущемленной военной чести. Но его можно было излечить временем и пропагандой, которая изобразила бы первоначальные успехи 1973 г. более внушительными, чем они были на самом деле.
Было и еще одно препятствие. С момента создания Израиля им правила коалиция во главе с Партией труда, чью гибкость в вопросе о границах олицетворяла прагматическая философия, выражавшаяся в словах Аббы Эбана. Оппозиция же придерживалась в пограничном вопросе максималистской линии Жаботинского. Мир с Египтом означал бы для Израиля серьезные территориальные потери, как немедленные, так и потенциальные. Это, в свою очередь, требовало национального согласия, на которое не соглашалась оппозиция. В итоге, когда в мае 1977 г. лейбористская оппозиция проиграла выборы и впервые отдала власть ревизионистам в лице бегиновского Ликуда, то в соответствии с парадоксом, известным в демократических странах, вероятность мирного договора возросла. Именно в силу своего максимализма Бегину было удобно выторговывать мир в обмен на землю, на что страшно было решиться всем лейбористским лидерам после Бен-Гуриона.
Садат, первый арабский реалистически мыслящий лидер после Абдуллы, осознал это обстоятельство. Менее чем через 6 месяцев после победы Ликуда, 9 ноября 1977 г., он выступил с предложением о мирных переговорах. Мирный процесс был долгим и очень трудным. Он был срежиссирован президентом Джимми Картером, и финансовую базу для него обеспечивала щедрость американских налогоплательщиков, что немаловажно. Его кульминацией явились непрерывные переговоры в течение 13 дней, начиная с 5 сентября 1978 г., в летней президентской резиденции Кэмп-Дэвиде, которую Бегин не без специфического юмора назвал «концлагерь-люкс». И потребовалось еще 6 месяцев, чтобы превратить соглашение в детальный текст договора.
Достигнутый компромисс был уже подлинным, а потому и длительным. Египет признавал право Израиля на существование и гарантировал нерушимость его южной границы; тем самым он практически вычленил себя из военного баланса, впервые дав Израилю возможность почувствовать себя в настоящей безопасности. В обмен Израиль отдавал Синай вместе с нефтяными месторождениями, базами ВВС и поселениями, что с точки зрения Израиля имело существенное эмоциональное значение. Он даже был готов на уступки в вопросе о Западном Береге и Иерусалиме в обмен на дополнительный договор с палестинцами и другими арабскими государствами. Но эта готовность пойти на жертвы оказалась не востребована. Кэмп-Дэвид предложил палестинским арабам наилучшие шансы со времен ооновского плана раздела Палестины 1947 года. И вновь они пренебрегли ими, даже не попытавшись вступить в переговоры. В результате Иудея и Самария остались в руках Израиля, хотя и в виде «оккупированных территорий», а не международно признанных приобретений. Договор, как и любой исторический компромисс, потребовал от его участников значительных жертв. Бегину он стоил нескольких старых политических друзей. Садату, самому опасно-предательскому и отважно-щедрому из врагов Израиля, он стоил жизни.
В историческом контексте израильско-египетский мирный договор имел колоссальное значение уже с момента подписания. С 1920-х годов источником силы арабов, как экономической, так и политической, всегда была нефть Персидского залива и Верхнего Ирака. Во второй половине 70-х эта нефтяная мощь неизмеримо выросла. В 60-е годы спрос на нефть возрастал быстрее, чем ее поставки. В 1973 г. эту тенденцию радикально усугубили политические акции средневосточных нефтяных государств в ответ на «Войну Судного Дня». Цены на нефть утроились, поднявшись с 3 до 10 долларов за баррель. К концу 1977 г. цена поднялась до 12,68 долл., в 1979-80 гг. она вновь утроилась, достигнув 38,63 долл. за баррель к концу 1980 г. Удесятерив доходы арабов от нефти, эта революция нефтяных цен стала огромным источником финансирования закупок оружия арабами и поддержки антиизраильского терроризма. Одновременно интенсифицировались дипломатические маневры арабов вокруг стран Запада и Третьего мира. Франция, например, построила Ираку современный атомный реактор, чей быстро развивающийся военный потенциал вынудил Израиль разбомбить его 7 июня 1981 г. Некоторые страны Третьего мира, поддавшись давлению арабов, разорвали с Израилем дипломатические отношения. Арабское влияние росло и в ООН, причем весьма энергично. В результате в 1975 г. Генеральная Ассамблея приняла резолюцию, приравнивавшую сионизм к расизму. Последователю муфтия Ясиру Арафату, лидеру главной арабской террористической группы, Организации освобождения Палестины, ООН и многие государства, ранее дружественные Израилю, присвоили статус главы правительства. Возникла реальная опасность того, что Израиль загонят в международное гетто, до того монопольно занятое Южной Африкой.
На этом фоне мирный договор с Египтом и факт его полного выполнения обеими сторонами был серьезной поддержкой положения Израиля на мировой арене. Если бы палестинцы включились в этот момент в переговоры, нет сомнения, что Израилю пришлось бы отдать большую часть Западного берега. Но исторический шанс был упущен в пользу бесплодного терроризма, и «окно» захлопнулось. С 1981 по 1985 г. цена на нефть постепенно ползла вниз по мере того, как предложение приходило в равновесие со спросом. К январю 1986 г. она составляла 25 долларов за баррель, а в апреле упала ниже отметки 10, т. е. с учетом инфляции стала ниже, чем до Войны Искупления (Йом-Кипур). Баланс экономических и политических сил снова стал склоняться в пользу Израиля. На этом этапе, в конце 80-х годов, Израиль обладал Западным берегом уже в течение двадцати лет, и его границы, хотя местами и «временные», стали приобретать характер постоянных.