Таков механизм сексуального возбуждения от субъектного восприятия стыда, то есть когда сам человек возбуждается от ощущений своего стыда, своего психологического обнажения и вторжения воли партнера на территорию своего интимного пространства. Но восприятие стыда может быть и объектным. В этом виде оно тоже обладает трансцендентной, возбуждающей силой. Это происходит, когда человек ощущает, что он сам вторгается в пространство партнера, ведет себя как растлитель и соблазнитель, срывающий покровы целомудрия с сексуальных табу партнера. Тот теряется, приходит в трепет, стыд и как следствие — в возбуждение. В этом случае человек получает свою дозу наслаждения от персонификации. Он чувствует, например, что его порочные взгляды, развратные слова и прикосновения заставляют партнера сходить с ума: терять контроль и волю, становясь податливой субстанцией в его руках. Наблюдая этот кайф большинство людей способны отождествиться с ним и почувствовать себя частью единой системы, ощутить изменение реальности и расширения собственного сознания. Однако чаще всего объектное восприятие сексуального кайфа требует тренировки. Сексуальное возбуждение — это галлюциноген, который изменяет восприятие и самоидентификацию. Это эндогенная субстанция, которая меняет нейрохимию мозга. А раз это процесс, тесно связанный с нейрохимией, на него не только можно, но и нужно учиться влиять.
Во-первых, необходимо понимать и осознавать значение стыда, это поможет правильной ориентировке в сексе, научит не избегать табу, а использовать их, а так же снизит подсознательное сопротивление. Во-вторых, надо искать и компилировать ассоциации сексуального характера, вызывающие стыд, а так же помогать это делать партнеру, совместно фантазируя на все возможные варианты сексуального поведения, связанные со стыдом. В-третьих, нужно понимать, что в паре объектно-субъектные роли должна быть поделены, партнеры могут меняться ролями, либо закрепить друг за другом роли, но они не могут быть оба субъектами кайфа, как это в основном случается в большинстве пар. Женщины ждут, что наскучивший партнер каким-то хитрым образом соблазнит, искусит, возбудит и сведет с ума их. А мужчины ожидают, что надоевшая партнерша сделает нечто, что соблазнит, искусит, возбудит и сведет с ума их. При взгляде на некоторые пары создается впечатление, что им всем не хватает третьего, который бы удовлетворил потребности обоих в сексуальной феерии. На самом деле и третий, и четвертый, которые могут появляться в таких парах, в виде тайных или явных любовников и любовниц, как правило, сами претендуют на субъектную роль. Объектному восприятию сексуального кайфа нужно учиться, или, во всяком случае, пытаться брать на себя роль змея-искусителя ради того, чтобы доставить партнеру наслаждение: вторгнуться в его интимное пространство, растлить его и, вызвав стыд, ввести любовника в трансцендентальный сексуальный экстаз.
Чистая идея любви
Тема Эроса в русской философии начала двадцатого века занимала видное место. И беда, если честно была с этим Эросом. В смысле, очень много было высказано противоречивых идей. Сегодня, то есть по прошествии ста лет под знаменем сексуальной революции кое-что из того, что говорилось тогда об Эросе выглядит иначе.
Тема Эроса имеет к сексуальной революции самое непосредственное отношение. Так вышло, что примерно в одно время появились: Фрейд со своим Эросом — Либидо, Шопенгауэр со своим Эросом — Духом рода, Розанов со своим Эросом — Полом, Соловьев со своим Эросом — Жизненной силой, Бердяев со своим Эросом — Любовью и другие. Если до этой плеяды все было более менее просто — антагонизм плоти и духа, противоборство чувственности и разума, то эти философы все основательно перемешали, и началась сексуальная революция. Плоды которой мы сейчас с вами пожинаем. Особенно идеи Бердяева очень показательны. Эрос Фрейда академичен, Розанова и Шопенгауэра несовременен, Соловьева метафизичен, а вот мысли Бердяева насчет Эроса вполне доступны широким массам. Хотя и каша, конечно. Но именно эту кашу и заварила сексуальная революция. И неизвестно, сколько поколений будут эту кашу расхлебывать.
Бердяев тосковал о том, что тема секса считается настолько интимной и частной, что выглядит грязной. Мечта Бердяева осуществилась — секс сейчас тема публичная, популярная, не только не грязная, но вполне даже гламурная. Бердяев горевал о том, что полезным поведением считается воздержание, а сексуальность приветствуется только ради потомства. Сейчас человеку, который избегает секс, посоветуют обратиться к врачу, секс считается полезным, а воздержание — вредным. Бердяев считал, что секс должен служить не родовому началу в браке, а любви и прекращаться сейчас же, как только любовь прошла. Про Анну Каренину Толстого Бердяев говорил, что не понимает, как Толстой может заставлять героиню и читателей мучиться над вопросом, безнравственна ли ее измена, если безнравственна жизнь Анны с нелюбимым Карениным, а не секс с любимым Вронским. Сейчас люди легко рушат браки, а если даже не рушат, то менее всего считают себя безнравственными, если ложатся в кровать с тем, кого полюбили. Бердяев писал, что страстная любовь — это цель жизни человека и его физическое слияние с любимым существом имеет божественный смысл. Сейчас всякий готов называть секс божественным и даже про Христа (прости Господи Дэна Брауна и остальных несчастных) рассказать сексуальные байки. Одним словом, увидев плоды сексуальной революции, Бердяев должен был бы обрадоваться, что его мечты воплотились в жизнь. А потом приглядеться получше и ужаснуться тому, что получилось.
Прозорлив был великий скептик Фридрих Ницще, когда писал: «Есть книги, которые имеют обратную ценность для души и здоровья, смотря по тому, пользуется ли ими низменная душа, низменная жизненная сила или более высокая и мощная. В первом случае эти книги опасные и развращающие, во втором — это клич герольда, который призывает храбрых к храброй борьбе. Книги, которыми пользуется всякий, — это всегда скверно пахнущие книги: к ним прилипает запах мелкого люда. Там, где толпа ест и пьет, даже там, где она поклоняется, — там обыкновенно воняет.» Когда Платон писал о великой силе Эроса, когда об Эросе писал русский платоник Соловьев, это были слова, которые должны были остаться эзотерической, тайной мудростью, недоступной толпе. Толпа и не читает Платона с Соловьевым, конечно, однако появилось много посредников, толкующих для толпы на свой лад учения об Эросе, смакующих эту пикантную тему. И толпа решила, что речь идет о том Эросе, который доступен ей, то есть о простой похоти, что именно эта похоть божественна, и можно считать себя Богом из-за способности к совокуплению (которой обладает любой червяк). Что толпе до платоновского «мира чистых идей», если этот уровень недоступен ей и кажется заумной абстракцией? Уже Бердяев, не будучи еще толпой, но уже не будучи платоником, говорит с тоской, что Платону «не хватает здоровой чувственности». Вместо метафизики Эроса Бердяев предлагает идею человеческой любви. В результате гремучая смесь из слюнявых иллюзий, собственнических амбиций и животной похоти начинает считаться чем-то таким, что приближает человека к Богу. У низменного, то есть глупого и эгоцентричного человека такая же глупая и эгоцентричная страсть. Куда она может его приближать? Тот самый «мелкий люд», о котором с брезгливостью писал Ницше, плох тем, что считает себя венцом творения. Только определенный уровень развития дает понимание несовершенства. Лишь мудрецы знают, что ничего не знают, лишь праведники ощущают свою греховность, лишь волевые люди осознают свою безвольность. «Мелкий люд» самодоволен и инертен. И если такому человеку сказать, что Эрос — это божественная энергия, он начнет молиться на свои половые органы, про которые Леонардо да Винчи сказал: «Чтобы не содрогаться от отвращения, глядя на это, нужно быть одержимым», имея в виду, что сексуальная страсть — это вид одержимости.
Воспевание вульгарной сексуальности имело для толпы еще одно последствие. Когда из ночного горшка пытаются сделать божество, религии не получается, но использовать ночной горшок по назначению тоже становится невозможно. Ведь это божество! Когда из похоти попытались сделать нечто возвышенное, возвышенной цели не достигли, но ушло и сладострастие. Простой человеческий секс не должен считаться чем-то чистым и божественным не только потому, что это осквернение высоких материй, высокие материи не осквернишь, толпе они не доступны. Секс не должен считаться чем-то возвышенным, потому что вся его энергия, вся витальная сила и мощь именно в том, что это низменная субстанция — животное, развратное, даже грязное начало (ассоциация Леонардо да Винчи по поводу половых органов — точна и мудра). Пока люди считали секс грязным, они были чрезвычайно сладострастны. Запретный плод необыкновенно сладок. Пушкинская ножка из-под юбки, по которой горюет пресыщенный Онегин, перекормленный малоинтересным сексом — это метафора. Пресыщенность возникает, когда человек пытается пользовать секс не как инфернальную силу, захватывающую власть над его существом, а как нечто обыденное — здоровое и естественное. Нет ничего дурного в низменных субстанциях, они действительно естественны для человека, который пока не стал святым, но они естественны именно в том смысле, как естественно опорожнение, недаром половые органы являются одновременно органами выделения. В этом заключается глубокий смысл. Архетипы, которые формируют сексуальное сознание ребенка при половом развитии, связаны ассоциациями с грязью, интимностью и стыдом. Разрушить эту связь, значит разрушить сексуальность. Когда Бердяев горюет о том, что секс вытесняется из жизни, потому что считается грязным, ему не приходит в голову, что не секс нужно возвышать, а человеку приспуститься в своей гордости, стать скромнее и перестать воображать себя Богом. Похоть приходит, когда человек колеблется между тем позволить себе это или запретить. Когда человек начинает культивировать похоть и бояться, что она покинет его, она сразу же уходит. Как пресыщенный Онегин, который захотел Татьяну лишь тогда, когда она стала недоступной. Секс — это захватчик и соблазнитель, часто даже насильник. Он не любит, когда возбуждения ждут, тем более когда требуют. Сексу нравится, когда его боятся и одновременно хотят, замирая от волнения и краснея от смущения. Это самое сексуальное состояние. Так выглядит человек в неожиданном крышесносном возбуждении. Даже в настоящее время, когда бояться секса смешно, человек в очень сильном возбуждении испытывает некоторый страх перед потерей контроля при столкновения со стихией. Именно так и следует относиться к сексу. Только это сексуально.