На самом деле, не смотря на расхожий девиз, любой мужчина дает себе отчет в том, что инстинкт «покрыть как можно больше самок» трансформируется в нем в выбор одной единственной женщины, а «заинтересованность в стабильных отношениях» у женщины — это трансформация ее инстинкта — привлечь как можно больше самцов. Ни один мужчина не верит в глубине души, что самозабвенное желание женщин выглядеть на людях как можно красивее и сексуальнее — это борьба за него, «одного единственного» с другими самками. Так говорят мужчинам женщины. И врут, конечно. Любая форма женского кокетства — это вызов другим мужчинам, побуждающий их бороться за нее с ее мужем.
Даже если с точки зрения сексуальности большинство людей остаются животными, инстинкты их теснит разум. Обычные мужчины дают себе отчет в том, что они хотели бы иметь всех привлекательных женщин, но по соображениям удобства, отказываются от реализации этого желания, оставляя его для эротических грез. С точки зрения разума быть ловеласом утомительно и рискованно: ни одна (цивилизованная) женщина не захочет этого терпеть, а обманывать постоянную подружку трудно и стыдно. Вот почему обычный мужчина выбирает моногамию. Это рациональный выбор, а не сексуальное предпочтение. То же самое касается обычной женщины. Возможно, ее инстинкт направлен на то, чтобы собирать вокруг себя толпы вожделеющих поклонников, провоцировать их на соперничество и отдаваться победителям, способы борьбы которых могут быть разными. Так львица отдается хозяину гарема за то, что он отпугнул других, как самому сильному, а другому льву в кустах за то, что он обманул первого, бесшумно подкравшись, как самому хитрому, собирая гены силы и хитрости в своем чреве. Обычная женщина испытывает инстинктивное стремление к кокетству направо и налево, однако, почти всегда подавляет эти импульсы в себе. Она боится вызвать гнев супруга и разрушить семью, иметь которую ей удобно по ряду причин. И это опять не сексуальное предпочтение, а цензура человеческого разума. Иногда эта цензура осуществляется на таком глубоком, бессознательном уровне, что от мысли о полигамии человека охватывает отвращение. Это, однако, бывает и с женщинами, и с мужчинами, а если с женщинами чаще, то лишь потому, что отношение к женской полигамии в социуме намного хуже, и цензура особенно начеку.
Все вышеперечисленное касается, однако, только обычных мужчин и женщин. Обычное значит наиболее часто встречающееся, что не означает нормальное. В условиях тропических болот смерть от лихорадки вполне обычна. Это говорит не о том, что лихорадка нормальна, а лишь о том, что болезнь практически неизбежна в ненормальных условиях обитания. Обычные люди — это люди инфантильные с эволюционной точки зрения, страдающие от своей недоразвитости, больные. Сексуальность обычных людей — это все тот же животный инстинкт, который неудобен в человеческом обществе и вынужден подавляться и извращаться, вместо того, чтобы развиться в новый тип сексуальности, человеческий.
Чтобы представить, как должна выглядеть человеческая сексуальность, нужно понять, что такое сексуальность животных и чем от животного отличается человек. В восемнадцатом веке на этот вопрос отвечали просто. Сексуальность — это сила, способствующая размножению. Человек — не животное, поэтому он может и должен контролировать процесс размножения: сопротивляться животной страсти, влекущей его к кому попало, и размножаться только с законным супругом. В то время казалось, что рациональный выбор супруга — это вид сознательной селекции. Если страсть влечет человека к уличной девке, он должен заставить себя спать не с ней, а с добродетельной женой. Считалось, что такая политика относительно собственной сексуальности на пользу человечеству. От уличной девки родится прохвост, а от добродетельной жены — добродетельный гражданин. Кроме того, сына уличной девки будет воспитывать улица, а сын добродетельной жены станет законным наследником и приемником отца.
В девятнадцатом веке послышались голоса, защищающие сексуальность. Дарвин открыл сложные законы внутривидового отбора животных и поставил человека на одну эволюционную лестницу с ними. Шопенгауэр писал, что сексуальная страсть — это голос рода, дух которого добивается от двух людей соединения ради того, чтобы подарить человеческому виду дитя с особыми качествами. Чем сильнее страсть, тем желательнее для рода плод любви именно этой пары. Соловьев возражал против этой теории и писал, что в результате известных любовных историй не появилось на свет ни одного талантливого ребенка, а известные гении — плоды браков без страсти или даже браков по принуждению. При этом самому сексуальному инстинкту и у животных, и у человека Соловьев придавал огромное значение. Он видел в сексуальности силу, толкающую самцов на конкуренцию друг с другом и заставляющую их развивать свои лучшие качества, двигая тем самым эволюцию вперед. В начале двадцатого века появился Фрейд, описавший подавление сексуального инстинкта как опаснейшее мероприятие, ведущее к неврозу и деградации отдельного индивидуума и всего человечества.
Демонический Фрейд всех запутал и напугал. Если раньше сексуальность считалась чем-то опасным и ее полагалось держать в узде, теперь оказалось, что узда — это не выход, и сексуальность остается опасной как в узде так и без нее. Фрейд намекал про позитивное русло, в которое можно направить сексуальный инстинкт, но как это сделать не говорил, скрывая свои догадки под загадочным словом «сублимация». Что касается других мыслителей, из их трудов становилось очевидным, что у сексуальной страсти есть великая миссия, которую люди не могут осознать.
Сексуальность — это эволюционная сила, заставляющая вид не просто выживать, а максимально развивать свои главные качества. Человек отличается от животного самосознанием, поэтому сексуальность человека направлена прежде всего на развитие самосознания. Самосознание не только не тождественно рационализму, но часто враждебно ему, вот почему самосознание и рационализм пребывают почти в непрерывном конфликте. Рацио — инструмент самосохранения отдельной особи. Ради самосохранения самец никогда не приблизится к гарему вожака-стаи. Так он сохраняет свою индивидуальную жизнь, отказавшись от участия в эволюции вида. Именно сексуальность, достигая высокой точки напряжения, заставляет и мужчину, и самца действовать иррационально. Более пылкий самец имеет безусловную фору перед более сильным. Известно, что вожаками стаи становятся не всегда самые крупные самцы, но всегда самые агрессивные.
Стоит обратить внимание, что для эволюции имеет значение не столько сама сексуальность, сколько условия, заставляющие ее достигать высшей степени напряжения — наибольшей концентрации энергии. Едва человекообразная обезьяна научилась приводить высшие отделы своего мозга в высокоэнергетическое состояние, она начала лицезреть в природе божественные черты. Именно расширение сознания приводит к новому трансцендентному опыту, а не наоборот. На современном эволюционном этапе одним из самых доступных и эффективных галлюциногенов для расширения сознания является любовь. Только индивидуальное влечение, то есть направление безличного полового чувства в сторону единственного объекта, абсолютная идеализация — способ активизировать в человеке сексуальную энергию до высочайшей точки напряжения — концентрации физических, интеллектуальных и творческих сил. Со стороны состояние влюбленного кажется помешательством. И любовь — действительно потеря рассудка ради трансцендентного опыта. Именно это иррациональное чувство является той сублимацией, тем самым руслом, в которое должна быть направлена человеческая сексуальность ради выполнения своей миссии — эволюции вида.