Палец ненадолго задержался на звонке. Прождав какое-то время, щеколда звонко сошла с мертвой точки, и дверь налегке начала открываться. Передомной возник Сергей Сергеевич – брат моего товарища. Он стоял в потертых грязных тапках и в одних шортах. Пузо слегка поддавалось вперед, хотя по телосложению объемным его назвать было нельзя. Скорее нормально, обычно. Его наивные глаза, как мне всегда казалось, что они преобладали наивностию, хоть такового о нем самом не скажешь, смотрели на меня, задаваясь вопросом. Я же стоял и смотрел на него в ответ, ожидая дальнейших действий.
- Ну и что ты встал, как не родной? Проходи – сказал он бодрым голосом, после чего, взяв свою ношу, прошел на территорию участка.
Дверь все также аккуратно хлопнула и щеколда зашла на свое исходное положение.
- Я не думал, что ты сегодня приедешь. Глеб сказал, что ты возможно появишься… Но раз ты тут, то переодевайся: есть работа на сегодня, - выслушав его, я все также стоял, не понимая, что от меня хотят. Точнее, я не предполагал, что сразу начну работать, - давай, давай, Дим. Работы много! – сказал приказным тоном полушепотом.
Повиновавшись его указу, я молча прошел в дом, где переоделся на террасе. Дом сам был летний, не предназначенный для зимних периодов. В нем все было сделано максимально приближенно к домашнему уюту: тут тебе и небольшой коридор и терраса, на которой спать в жару было одно удовольствие; большая гостиная, слева от которой шла кухня. Посредине же располагался круглый ковер с продольным диваном, где можно было греться в прохладные дни возле камина, вросший ровно также посредине стены. По правую сторону шла небольшая комната и выход наверх по лестнице, где на втором этаже находились две разделенные комнаты. В общем, находиться в нем было одно удовольствие. Единственное что меня всегда смущало, так это выход в уборную на улицу, коя находилась дальше всех. А ночью до туда дойти было еще то «приключение».
Пока я переодевался, сверху послышались шаги. И слух меня не подвел. Шарканья сначала были отчетливо слышны, затем они понемногу отдалялись, идя в сторону лестницы, как я мог понять. Глухие стуки голых ног о деревянную лестницу приближались все ближе и ближе. И вот наконец, когда я успел переодеться для работ на участке – открылась дверь и передо мной встал заспанный Глеб, продирающий глаза. Не сразу поняв, где он и что здесь делаю я – глаза его понемногу начали свыкаться с реальностью, после чего несколько оклемавшись – подошел ко мне, дав пожать свою руку.
- Все таки приехал… - хрипло произнеся это, он прошел в «метровую» прихожую, где была разбросана обувь разного фасона. Нащупав ногами свои резиновые тапки, машинально надел их и вышел прочь. Я же остался стоять, наблюдая за тем, как Глеб, будто после бессонной активной ночи, брел по плите к душевой, отчетливо шаркая тапками по плите. Еще никогда мне не доводилось его видеть в таком убитом состоянии.
***
Сергей Сергеевич «наградил» меня работой с лопатой: перекопать землю возле яблони, площадь которой была чуть больше двух квадратных метров. Не смотря на то, что кусок был довольно мал, перекопка засохшей от солнца земли давалась крайне тяжело. Черенок буквально застревал в земле, отчего приходилось на него надавливать с большей силой, чтобы вырвать часть окаменелого куска из его родной фауны. Эта процессия продолжалась в течении часа, пока последний раз лопата не вошла в неразрыхленный клочок землицы. Сергей Сергеевич похвалил меня за труд, дав в награду свободу до конца дня и в приданное долгожданный душ, в который я устремился сразу, как только вымыл почерневшие от лопаты руки: да, здесь любая вещь на участке, принимающая участие в работе, как правило, теряет чистоту после неоднократного использования.
Я стоял под прохладной струей воды, чувствуя, как испарины вздымаются вверх от моего тела. В голове в этот момент витала только одна мысль: теперь я чист. По-моему, для счастья мне большего и не нужно было, хотя помимо принятия душа было еще одно незавершенное дело на сегодня, в предвкушении которого мое тело содрогалось сильнее прежнего.
К пятому часу солнце безнаказанно продолжало выпаривать землю. Сергей Сергеевич только успевал бегать от парника к грядкам с цветами, поливая каждый из них в меру потребностей. Я же помогал ему, не смотря на то, что он меня отпустил на сегодня: дел так или иначе больше до вечера не предвещалось, а Глеба я так и не увидел сегодня до конца дня. Сергею Сергеевичу нравилось, когда человек осознанно трудится, получая от этого если не удовольствие, то удовлетворение в совершении благого дела. Даже в столице он меня периодически нахваливал, чего мне не нравилось, несмотря на праведные поступки, точнее даже поступки миротворческого характера. Глеб ему помогал, но редко. За последний год со слов Сергея Сергеевича, он стал отстраненней. В работе почти не помогал, а даже если и брался за нее, то как правило приходилось доделывать самому, поскольку младший брат выполнял ее скверно. Он не говорил мне о ссорах, но в воздухе чувствовался запах дискуссионных боев между трудолюбием и расхлябанностью. Сергей Сергеевич не говорил мне о том, что так сильно повлияло на Глеба за последнее время, но мне казалось, что он что-то не договаривает или же специально ведет себя неблагополучно, дабы избежать каких-либо трудовых действий. Как бы там ни было, а своего товарища я почти не узнал, как увидел его на террасе сегодня. Глеб и без того мало пил, а тут что-то на него нашло, отчего отсыпался пополдня, кляня себя за то, что вечером перебрал. Я не знал всех подробностей, но предполагал, что так оно и было. Исходя со слов Сергея Сергеевича, Глеб часто уходил вечером в лес на поляну, где местная молодежь запасалась на ночь алкоголем, чтобы «было не скучно» проводить досуг. Глеб же, скорее всего, примкнул к их свите, отдавая предпочтение забытью, нежели здравому рассудку.