Наступил момент, когда состояние моего желудка стало таковым, что я был не в силах запихать в себя хотя бы ещё одну сочную и неимоверно сладкую ягоду, тем не менее покидать это славное место, сразу после этого, мне не хотелось. Какое то время, стоя на коленях, разглядывал узоры, сотканные ими же на цветастом, земляничном ковре. Сколько то десятков минут потратил на синее, местами с проседью перистых облаков, высокое небо, любуясь им лёжа на спине и положив руки под голову. Пять или семь из них, отдал борьбе с дрёмой, навалившейся внезапно и всепоглощающие, и только после того, как победил её, устало поднялся на ноги, оглядел свои художества, сладко потянулся и сожалея о невозможности ещё немного подкрепиться, пошагал дальше.
Сытость и, как её следствие, полная расслабленность, порой могут сыграть злую шутку с кем угодно, даже с таким осторожным человеком, каким в последнее время стал я. А если к ней добавить лирическое настроение, вызванное общением с прекрасным, то можно считать, что неприятности тебе обеспечены почти наверняка.
Мышечная память, несмотря на всё выше перечисленное, у меня так и продолжала работать без изменений. Ноги самостоятельно, осторожно, двигались в нужном направлении, руки, как и раньше, проверяли дорогу впереди, копьём, на время перехода ставшим шестом и палкой для замера глубины. А вот голова была забита чем угодно: розово-голубыми мечтами о прекрасном будущем, далёком и близком, воспоминаниями о не кстати всплывших, почти из неоткуда, близких подругах, словами из популярных, но ставшими уже забываться, песен, а ей надо было бы думать совсем о другом. И ничто, находящееся на ней, и по долгу своей службы имеющее определённые обязательства перед остальными частями тела, не смогло уловить опасность, надвигавшуюся на меня с быстротой моего перемещения по недружелюбной поверхности. Уши слушали чужие голоса, но не те, что надо, глаза ловили бабочек и любовались растениями, над которыми они летали, ну а нос... А чего с него взять? После такого количества переделок, в которых он оказался за всё то время, что работает со мной, предъявлять претензии к нему было бы великой наглостью, с моей стороны.
Сработали все поздно, почти одновременно и настолько нерешительно, что догадаться об опасности я сумел лишь в то самое мгновение, когда между мной и ей, материализовавшейся во что то лохматое, рычащее и передвигающееся с бешеной скоростью, оставалось метров тридцать или что то возле того. Первыми вышли из охватившего всё тело оцепенения руки, правая согнулась в локте и яростно швырнула вперёд моего лучшего друга, снова ставшего смертоносным оружием. Затем пришли в сознание ноги, они повернули корпус в нужном направлении и мощными толчками понесли его прочь, как можно дальше от опасности. Последней в работу включилась голова, как всегда с опозданием, но, что для неё тоже характерно, с готовым решением и точным маршрутом дальнейшего движения, который тут же был передан по инстанциям.
Мне доподлинно не известно, каким образом организм человека, за такие мизерные промежутки времени, умудряется так мобилизоваться и превращаться из бесформенной желейной массы в металлическую пулю, способную на своём пути пробивать любую преграду. Но о том, что это возможно я знаю определённо и наверняка. Брешь, проделанная мной в, ещё вчера непроходимой, стене из растений, свидетельствует об этом. А шестиметровый прыжок в длину, в конце спринтерского забега, призом в котором была моя собственная жизнь, доказывает наличие безграничных возможностей у любого индивидуума, имеющего такое же, как и у меня, желание его заполучить.
Прыжок гнавшегося за мной охотника был не менее длинным и возможно даже более мощным, но чувство голода не способно подмять под себя чувство самосохранения, ни при каких обстоятельствах. Во время полёта я ещё успел выдернуть торчащую из земли косу, перевернуться на бок, замахнуться ей и со всей, образовавшейся за время моего преследования чудовищем, злостью, нанести ему смертельный удар в бок. Оно же только лязгнуло разок другой зубами, в попытке ублажить свою внутреннюю потребность, а этого несомненно мало, чтобы одержать победу в такой схватке, как эта.
Огромная голова собаки с высунутым из полу раскрытой пасти языком, лежала у меня на коленях. Часть черенка от косы я так и продолжал держать в правой руке, вторая его часть, вкупе с той, что прошила брюхо лохматого на вылет, какое то время ещё дергалась, а затем замерла на траве, окрашенной ярко вишнёвыми струйками крови.
- Вот значит для чего ты мне её оставил, Степан Сергеевич - пытаясь освободится от мёртвого тела, с дрожью в голосе, проговорил я.
Да, не рассчитаться мне со стариком до конца жизни, второй раз достал он меня, можно сказать, с того света, а я всё никак отыскать его не могу.
- Ты хотя бы направление показал, куда укатил. Мне что же, всё так вокруг и прочёсывать? - снимая фляжку с ремня, снова передал я привет своему самому дорогому другу.
Действительно, дядя Стёпа, ну что трудно было стрелку прибить на дерево. Топор у тебя имелся и гвозди я видел в бардачке. Косу же не забыл оставить.
Глоток воды, оказал на меня успокаивающее действие. Рассмотрев во всех подробностях трофей пришёл к выводу, что сожрать меня пыталась обыкновенная собака, невиданных мной ранее размеров. Отчего она стала кидаться на людей? Да, наверное, от жизни такой. Проживи я здесь, столько же, сколько эта псина, возможно тоже стал бы кидаться на всех подряд. Хотя, по большому счёту, тебе чего, мелочи мало было? Ну на хрена я тебе сдался, посмотри сколько живности вокруг бегает? Жрал бы её спокойно, не трогал злых дядек и жил бы себе сейчас припеваючи. Не стоит добра, от добра искать. Сколько было сказано по этому поводу, а вам всё неймётся. Эх ты, волкодав.
Выдернув косу из животного, к которому, после всего пережитого, отчего то проснулось сочувствие, внимательно посмотрел на острое лезвие.
- А в какую сторону оно торчало, когда я впервые с ним повстречался? - спросил я себя, пытаясь выстроить логическую цепочку. - Точно, в сторону гор оно было повёрнуто! Ну и хитёр же ты, Степан Сергеевич!
А чему я удивляюсь, столько лет гнать самогон, можно сказать у всех на виду и не попасться, это же суметь надо.
Глава 12
Последняя ночь, довела меня до полного расстройства. Половину её я доказывал себе, что нужно продолжать поиски товарища в новом направлении прямо с завтрашнего утра, а вторую успешно опровергал доказанное. Плюсов и минусов было достаточно и в том, и в другом случае, их сложение и вычитание результата не дало, и в очередной раз, надо было принимать решение полагаясь лишь на интуицию, без использования цифр и доказательной базы, которая упорно молчала в темноте, скорее всего, продолжая восстанавливаться после пережитого вечером стресса.
Всё решил бешеный взгляд, который, как оказалось, зафиксировала моя память и о котором я, до определённого момента, не вспоминал. Вновь появился он внезапно, перед рассветом, после очередной, неудачной попытки на чём нибудь остановиться и поначалу я не придал значения всплывшей в голове картинке с красными, глубоко посаженными глазами, принадлежавшими громадной, собачьей морде. Но потом они снова и снова, эти два злобных и расчётливых зрачка донимали меня на протяжении нескольких часов, и это стало раздражать, и где то даже настораживать.