— Пойдем сядем?
Не привлекая внимания, они выбрались из кабинки и расположились на задних сиденьях.
Холси недооценивал девушку. Ей же, как и утром, сердце подсказывало, что он не был преступником. Движимая эмоциями она искренне хотела ему помочь. К тому же Нэш обладала изрядным мужеством, которое невольно передавалось сникшему было юноше. Он достал из кармана патроны и принялся начинять ими барабан револьвера. Девушка с тревогой следила за операцией.
— Зачем тебе это? — спросила она.
— Дело может повернуться так, что мне нечем будет отстаивать свою правоту. Это мой последний аргумент.
Нэш с трудом верилось, что это так серьезно. Рядом сидели простые доверчивые люди, способные прийти на выручку, если того потребуют обстоятельства. Окружающая обстановка никак не располагала к мыслям о возможной перестрелке.
Внезапно с автострады послышался вой полицейских сирен. Машина местных властей настигала автобус.
— Что будешь делать? — спросила девушка.
— Сдамся, — твердо ответил Джим. — У меня нет другого выбора. — Когда полицейская машина прижала автобус к обочине, Холси быстро миновал проход и показался властям на выходе.
Полицейские были уже на изготовке. Любое неосторожное движение — и они готовы были открыть огонь.
Холси швырнул перед собой оружие так, чтобы это было видно из автобуса.
— Так, — проорал фараон. — Теперь отойди подальше от двери. — Холси заложил руки за голову и выполнил требуемое.
— Сдаюсь. Я не виновен.
Ярость полицейского не имела границ. Он искал повода пустить в ход оружие. Ему мешали любопытные взгляды пассажиров, облепивших окна в надежде увидеть что-нибудь интересное. Холси это тоже прекрасно понимал. Пока он был под защитой.
— Ты прикончил двух моих друзей, — прошипел полицейский. — Встань сюда и не плюй мне на руку.
— Что? — переспросил Холси.
— Я сказал, что ты плюнул мне на руку, сволочь! Вытри ее немедленно.
— Вы же видите, я безоружен, — спокойно сказал Холси. — Опустите пистолет.
Видя, что провокация не удалась, полицейский выругался.
В это время у Нэш, наблюдавшей за сценой, лопнуло терпение и, пользуясь секундным замешательством, она незаметно вышла и подобрала револьвер Холси. Грохнул выстрел. Утратившие бдительность полицейские были застигнуты врасплох.
— Бросьте оружие, — приказала она. — Я не верю в то, что вы действительно хотели его арестовать.
Безоружные фараоны заорали в один голос:
— Ты что, не видишь, кто он такой? — Оба прекрасно знали девушку из бара и были обескуражены.
— Это не он, Лайнел, — обратилась она к тому, что казался постарше. — Вы ошиблись.
— Ладно, — сказал тот, кого звали Лайнел. — Дай-ка мне сюда пушку. — Он сделал шаг вперед, и девушка снова выстрелила.
— Не двигайся! У тебя и так сегодня одни неприятности, — предупредила Нэш.
— Ты свою жизнь в сортир спустила, — выбранился Лайнел.
— Пусть он идет в сортир, я буду только счастлива, — заявила отважная девушка и, обратившись к оцепеневшему Холси, крикнула: — Давай в машину-, мы едем к шерифу.
Даже себе самой она не могла объяснить этот поступок. Скорее всего ею двигало безотчетное стремление восстановить справедливость. К тому же судьба второй раз сталкивала се с этим юношей, и не принять участия в его судьбе было просто преступно.
Холси снова был на дороге, на этот раз не один. В зеркале заднего вида исчезли безоружные полицейские, и громада застрявшего на пути автобуса.
Капитан Эстервич в третий раз пытался связаться с патрульной машиной, захваченной подозреваемым. Дополнительный наряд был уже выслан на дорогу. Десять минут назад поступило сообщение, что преступника видели садящимся в рейсовый автобус, и одна из машин следовала за ним. Быстро меняющаяся ситуация никак не позволяла полиции согласовать свои действия. Размах дела привлек внимание центрального управления ФБР, откуда прибыл агент, специализирующийся на поимке убийц с отклонениями в психике.
Эстервич не питал доверия к этим «золотым головам» из ФБР. Его не трогали теоретические разработки, которыми занимались наверху. Чего стоили, например, их дурацкие тесты, присылаемые всякий раз во время аттестации па профессиональную пригодность. Благодаря им один отличный оперативник из команды Эстервича едва не заработал служебное несоответствие только из-за того, что писал цифру семь с чертой посередине. По мнению этих умников, черта в семерке свидетельствовала о его неблагонадежности, поскольку все благоразумные американцы ее пропускают. Очень скоро недоразумение было выяснено, но в душе старого полицейского оно оставило неприятный осадок.