Все еще издавая хрип, но уже с другой интонацией, белый завоеватель медленно опускался на траву, заливая все вокруг себя алой горячей кровью. Черный Билл не мешкая выхватил саблю из слабеющих рук и, размахивая ей, как жалящей стальной лентой, принялся прокладывать дорогу к вождю. «Уак-е-оу-у!» — кричал он, заклиная демонов сражения и вынося из-под огня солдат бледнолицых раненого Лосося.
Раны на теле старейшины рода были ужасны. Он потерял много крови и сильно ослабел. Это был уже не тот прежний Лосось, служивший во всем опорой племени, скорее, он напоминал воина, готового проститься с землей перед бесконечным странствием по верхним мирам.
— Вложи в мои руки топор, — тихо приказал он Биллу. — Я снова видел Тхе Си Нуа. Он был сильно разгневан. Вот и пришел мой черед складывать песню дальней дороги, а тебе — надевать одежды вождя. Как величава смерть, — добавил он, и голос неожиданно приобрел твердость и силу. — Отныне наш род переходит под твое покровительство и защиту Великого Тхе. Ты будешь с ним общаться, как я в свое время. Отныне многое будет не так, как раньше. Тхе сказал мне — это хорошо, что ты полукровка. Тебе известны повадки белых, с которыми отныне племя будет жить в мире. Моя скво будет последней женщиной, сожженной вместе с мужчиной на погребальном костре.
Я вижу, как мои отдаленные братья согнаны на скудные земли, где нет животворных пастбищ и плодоносных источников вод. Я вижу, как индейские поселки целиком вымирают от огненной воды, занесенной белыми. Я вижу, как железный бог бледнолицых расползается по некогда привольной земле, заполняя все своим смертоносным дыханием. Но я слышу жесткий ритм шаманских барабанов и бубнов, заклинающих жителей верхних земель. Я слышу звук индейских заклинаний и песен, обращенный к Владыке Небес. Я чувствую неугасимый огонь свободы в плясках и телодвижениях. Я вижу бредущих по всем дорогам воинов, собирающих силу, подтачивающих, как речная крыса, могущество тотема белых.
При этих словах на память Биллу пришла другая фраза вождя: «Воинами будут даже дети».
— Так будет, — продолжал Лосось, — а пока ты должен отвести остатки племени за горы.
«Да, — думал Райтер. — Слишком многое так и остается за чертой воображения». Где истина? Найдется ли тот, кто объяснит ему правду жизни? Быть может, паренек, которого он повстречал на дороге прошлой ночью — это только фантом, бред перевозбужденного мозга. В состоянии ли он принести ему покой, или он позволит легавым тихо его арестовать, и Райтер снова попадет за решетку, чтобы через три месяца выйти по гулкому коридору центральной тюрьмы штата и с заклеенными пластырем глазами сесть на стул, нашпигованный тысячами вольт электричества?
Многих цивилизованных воинов он избавил за сегодняшний день от бремени жизни. С тех пор как землю покинуло НАСТОЯЩЕЕ, они уже не могли ни крепко любить, ни грустить, ни радоваться. Достанет ли у того, кого он себе предназначил, сил сделать то же самое?
Фантазия снова вернула его к страницам романа:
«— Скажи, индианка, — шептала женщина, — сможет ли он полюбить меня так же горячо?
— На земле за холмами встречаются разные травы, — уклончиво отвечала знахарка.
Черный Билл слышал ночной разговор в подробностях. Этим вечером в тайне от всех в резервацию пришла белая. Бремя, лежащее у нее на душе, было не легко. Желание вернуть утраченное чувство привело ее в индейский поселок.
Вчерашние их завоеватели так же мучались от несчастной любви, так же хворали и умирали, как и те, в чьи пределы они вторглись столь бесцеремонно, рассчитывая обрести свое счастье.
— Напиток любви приготовить не просто, — вещала индианка. — Но я дам тебе такой отвар, что любовь его будет крепка, как смерть. Хорошенько подумай — такой ли тебе нужно?
— Да, да, — горячо шептала женщина. Она свято верила в могущество индейских демонов, способных приворожить ее милого. Она не спрашивала знахарку, от чего дикари так редко прибегают к отвару сами. Не ведом был ей и Ритуал, способный пробудить в небесах грозные силы. Травы и настойки являлись лишь посредниками с теми, кто творил свою работу наверху, и результат мог быть обратным тому, что ожидала женщина.