Последнюю фразу он произнёс вслух и посмотрел на неё, чем обеспокоил уже и без того взволнованную Веру.
– Что с тобой, милый? – спросила она и положила свою руку на его. – У тебя глаза остекленели.
– Ничего, – улыбнулся он, чтобы успокоить её, – Ники знает про всё?
– Ничего не знает…, нет, – ответила она и, побледнев, смутилась.
– Не переживай так, дорогая, это вредно сейчас для тебя… Он знает, что ты здесь?
– Нет. Он уехал в командировку и вернётся завтра. Я так переживала, так переживала…, все ночи не спала, все ждала и ждала, когда он уедет, чтоб можно, наконец, встретиться с тобой, выговориться. Я всё держала в себе, никому ничего не говорила и было тошно; я знаю: только ты поймёшь
меня …
– Ох, дорогая! – воскликнул он и, встав снова из-за стола, начал успокаивать её, обнимая и целуя влажные щёки и лоб, – теперь всё будет по-другому, теперь всё будет хорошо.
Так в жарких объятиях они провели всю ночь.
Утром в тенистой аллее было тихо, полупрозрачные только что вылезшие из почек липовые листья зелено светились под косыми лучами раннего солнца, птицы не пели, и лишь только щебетание влюблённой пары можно было расслышать.
– Сегодня мы едем к нему и всё говорим как есть и возвращаемся домой, – сказал он ей и посмотрел прямо в глаза.
– Домой? То есть к тебе? – спросила она. Её голос дрожал.
– Нет, не ко мне, а в наш дом, – сказал он ей, и поцеловал в щёку.
– Ты хочешь, чтобы я призналась Ники? – произнесла она жрожащим голосом.
Он остановился, и она вместе с ним. Он взял её за плечи.
– Признаются, когда делают преступление, а ты никого преступления не совершала. Слышишь? Не совершала, – внушал он, крепко держа её.
Она снова стала плакать, как и вчера, только уже не от радости, а от отчаяния.
– Я распутная женщина, распутная…– рыдая ему в грудь, горько произносила она, – Ники этого не заслуживает и меня…, я падшая, падшая....
– Слышишь, успокойся, – отстранив её от себя, сказал он грозно, как только мог сказать любимому человеку, стараясь взглянуть в её опущенные от горести глаза. – Ты ни в чём не виновата, – продрожал он, – ну, посуди: разве может человек быть наказан за то, что он стремиться к счастью? Разве счастье – это не смысл человеческого существования, данный богом? Ты же, ведь, счастлива? – спросил Владимир не так уверенно, как ему хотелось, и строго и в тоже время с нежностью всмотрелся в её голубые, блестящие от слёз глаза.
Она покорно кивнула, не в силах ничего произнести. Он прижал её голову к своей груди.
– А ты не представляешь, как я счастлив, быть может, впервые испытываю это чувство. И теперь, когда мы достигли этой великой, божественной цели, должны ли мы быть кем-то наказаны? Должны ли мы извиняться перед кем-нибудь за своё счастье? – произнёс он поверх головы Веры, подбородком касаясь её макушки.
– Ники…, – рыдая, произнесла она.
– Ники! – хмыкнул он, – только и слышу про этого Ники, какой он чудесный, какой он хороший, какой он добрый, какой он заботливый и великодушный. Даже покойная мать, кажется, любила его больше, чем меня. И что же, если его все любят и он такой идеальный, то теперь за это ему кто-то дал право осуждать нас?
Он поднял голову и посмотрел на тёмно-синее небо сквозь тонкие липовые ветви, как будто задавая этот вопрос кому-то ещё.
– Ему и так доставалось самое лучшее, в том числе и ты … Теперь пришла и наша очередь, – сказал он, убеждая своим твёрдым голосом и себя и Веру.
Они несколько часов бродили по тенистой аллее до самого обеда. Когда влюблённые вернулись в дом, Владимир предложил Вере подкрепиться перед дорогой. Вера отказалась. Тогда он вызвал такси, чтобы уехать в город, рассказать ему обо всём и начать новую жизнь, о которой так давно мечтал.
– Когда он приезжает?
– Обычно в восемь, – обессиленным голосом, едва слышно ответила Вера.
– Тогда не будем торопиться. Побудем ещё здесь и приедем тогда, когда он уже будет дома. Не переступая порога, поставим его перед фактом нашего счастья и вернёмся обратно, – сказал Владимир и увидел, как Вера смотрит на него со страхом. – Про деньги не волнуйся, их у меня достаточно. Я обеспечу достойную жизнь нам и нашему ребёнку. К тому же я договорился с администрацией, они готовы разместить выставку «Пять сезонов» в доме культуры. Аншлаг не минуем.