Услышав эти слова, друг обернулся на жену и глядел на неё какое-то время в надежде получить спасительное опровержение. Ему почему-то подумалось, что это какая-нибудь праздничная шутка, разыгранная любимыми людьми в угоду взбалмошному чувству в честь какого-нибудь праздника, которого он не знает. Но Вера ничего не сказала, ни на кого не смотрела, она лишь закрыла лицо руками и тихо плакала. Это не было похоже на праздничное представление.
И, наконец, он всё понял.
– Так вот, почему ты плачешь… – произнёс он тихо, как приговор самому себе, и замолчал.– Склонившись над Верой, он нежно обнял её и замер, запоминая каждой частичкой своего тела прикосновения к ней, как будто обнимает её в последний раз.– Тебе нельзя волноваться, – сказал он ей, поцеловав в макушку светлых растерянных волос, и, не закрывая при этом своих больших влажных и ясных глаз, встал с дивана, где она сидела и направился к другу.
Завидев это, Владимир машинально отпрянул в сторону и упёрся в книжный шкаф, позади него стоявший, а Ники всё ближе и ближе подходил к нему. Отступать было некуда. Лишь подсознание и древние инстинкты могли что-то сделать. Богатая адреналином кровь хлынула к мускулам Владимира, превратив их тут же в сталь. Зрачки расширились, ладони сжались в кулаки, на лбу проступил холодный пот. Мог бы наш герой представить ещё год назад, что будет так реагировать на приближение близкого человека?
Ники поравнялся с ним на расстоянии вытянутой руки. Печальный, и обречённый, но по-прежнему добрый взгляд, поразил нашего героя. В тот день он поразил его ужасом, хотя в нём не было ничего ужасного, весь ужас и был только в голове Владимира. По прошествии времени Ники всё также смотрел на него в дымке прозрачной и едва уловимой, которая возникала внезапно перед ним без видимой на то закономерности места и времени, то вдалеке у незнакомого дома, то в качестве прохожего у фонарного столба или заброшенной аптеки. И чтобы наш герой не делал, он всё равно проходил каждый раз мимо и глядел на него, а Ники в свою очередь также пристально провожал друга всё тем же взглядом. И Владимира это пугало, только теперь не ужасом, а осознанием того, что такого благородного взгляда у него не будет никогда.
Владимир и Ники смотрели друг на друга, до тех пор, пока Ники не поднял руку, а наш герой, не дрогнув, был готов принять справедливое возмездие. Но ничего плохого его телу, как и всегда, близость с Ники не принесла: лучший друг лишь легонько по-дружески поълопал его по плечу и вышел в коридор. Владимир, расслабив мышцы, прошёл вслед за ним до дверного проёма спальни, от которого и смотрел безмолвно, как друг его надевает туфли и пальто. Ники оделся и, никуда не смотря по сторонам, а только в пол, словно чужой человек, который ошибся адресом, вышел на лестничную площадку, мягко прикрыв за собой дверь. Владимир возвратился в комнату и тут же прильнул к Вере.
– Ну, что дорогая? Всё разрешилось, всё кончено, нужно ехать домой.
Но Вера не могла подняться. Она упала в обморок.
VII
Наш герой хотел взять возлюбленную с собой и уехать в деревню, но самочувствие Веры не позволяло этого сделать. Они решили переночевать в этой квартире.
Вера лежала на кровати и, хоть и спала, беспрестанно ворочалась, как в бреду. Не хорошо ей было тогда, и наш герой это чувствовал. Он сидел в кресле и всматривался то в синеющий сумрак за коном, то на беспокойный лик своей любимой.
Правильно ли он поступает? Этот вопрос, как и вчера, мучил его, а может быть ещё сильнее. Груз переживаний от содеянного поступка становится тяжелее, от сомнений в его правоте. Мысленно Владимир убеждал себя, что он, наконец, добился счастья и счастья любимой, что он поступил единственно правильно и возможно. Он взглянул на Веру, на её повлажневшее от бреда лицо. «Счастлива ли она? – спросил себя Владимир, ища поддержки внутреннего голоса. – Ведь она со мной рядом, не по принуждению, а потому что любит, – убеждал он самого себя».
Под утро он, истерзанный внутренним диалогом с самим собой и сомнениями, так и не заручившись поддержкой собственного «я», оставил много сил, а вместе с ней и решительность, на место которой пришла тревожность и чувство чего-то гнетущего. Друг так и не вернулся обратно в дом, и бог знает, где он сейчас. Может, стоит за дверью с топором и выжидает, когда ничего неподозревающие любовники её откроют? Владимир попытался встать, но ноги косились от слабости, голова до тошноты кружилась. Преодолев болезни тела, он подошёл к дверному глазку. В выпуклый окуляр не разглядел он никого. Тогда Владимир вернулся назад по коридору и вошёл на кухню, открыл одну из створок стеклопакета и высунулся в окно по пояс. Приятный свежий утренний ветер обдал лицо. Он огляделся: никого вокруг, если не считать дворника, шаркающего прутковой метлой по асфальту между машин. Вериной машины тоже не было.