Осталось лишь решить: кто больше достоин любви Веры, и решение это должно быть продиктовано человеческой честностью, которая не может быть объективна по определению, да и не должна быть таковой, а должна быть порождением совести человека его принявшего. «Тот, кто больше любит Веру, тот и достоин её любви», – такое внешне простой критерий выбора определил для себя Владимир. Но как выяснить, кто больше любит? Если задать этот вопрос соперникам отдельно, то каждый без колебаний воскликнул: «Я!». Простым опросом, очевидно, здесь не обойтись. Для того чтобы выйти из непростого положения, наш друг сделал единственно возможный выбор: погрузился в глубины своего разума, то есть подсознания, о котором догадывались ещё древние греки и где при должной подготовке можно найти ответы на любые вопросы. И сразу предстали перед ним восторженные глаза друга, блестящие от восторга, становящиеся таковыми при произношении её имени, сразу яркими переливчатыми напевами слышались длинные сладкозвучные гирлянды из слов и предложений, льющиеся в её адрес из пухлых губ Ники. Его друг день и ночь напролёт мог рассказывать о красотах и талантах Веры. Владимир полагал, что таким образом Ники замещал находившую на него тоску во время недолгих разлук с объектом обожаний. Не мог наш герой не отметить и чисто внешние изменения, происходившие с его другом: небольшая полнота, сопровождавшая друга с детства, вдруг куда-то растворялась и заменялась подтянутостью, бравостью в теле; чувства, бушевавшие в сём славном и благородном сердце, лучились с такой силой, что Владимир ощущал их на себе, когда находился радом и казалось, что Ники даже вырос и стал выше его.
Поразмыслив ещё немного о друге и испугавшись масштабом осознанных чувств, Владимир решил, что пора бы покопаться и в своих. Какие же чувства, порождённые любовью к Вере, бушевали в нём? И были ли они вообще? Увы, кроме желания сделать Веру счастливой в нём больше не присутствовало ничего. Его прагматичный и довольно приземлённый ум не являл на волю ярких, брызжущей молодецкой удалью мыслей и поступков, какие являл Ники, окрылённый обществом Веры. По отношению к ней Владимир казался самому себе куском холодного мрамора, неспособным на проявление каких бы то ни было ярких переживаний и чувств. Поэтому ему всё отчётливей казалось, что Вера, выйдя замуж за доброго, искреннего человека, желающего наполнить крепким соком любви каждую прожитую её минуту, станет счастливой женщиной.
Ники с Верой сыграли свадьбу. Всё успокоилось и стало как прежде, даже ещё лучше. Теперь друг мог по праву законного мужа подолгу и с упоением рассказывать Владимиру о том, как он обрёл второе дыхание, необычайную тягость к жизни и неоднократно сокрушался на судьбу, которая не свела их раньше. «Оказывается, – признавался он ему, – я не жил. До встречи с Верой я мог и думать только, как заработать больше денег и потратить их на что-нибудь бесполезное. Сейчас же я переродился, во мне воспрянули светлые мечты, новые идеи, теперь у меня есть благородные, достойные человека цели: я начал думать о том, как сделать Вере что-нибудь хорошее, как согреть её теплом, как позаботиться о ней, как её порадовать и, наконец, сделать всё самое хорошее, на что способен; и я оборачиваюсь, гляжу назад и вижу: какими примитивными мы были раньше, мы думали только о себе и своих желаниях».
Откровенно и с наивной простотой, которая свойственна влюблённым, он делился планами на ближайшие годы: о том, как хочет повторить медовый месяц, о том какие имена выберут будущим детям, и с какой лаской и нежностью они их будут воспитывать. Он часто самозабвенно, в порыве нахлынувших чувств говорил и такие подробности семейной жизни, которые больно трогали ещё неокрепшее сердце друга. Но друг не держал зла на него, он наоборот был очень рад, что Ники нашёл ту, единственную с которой проживёт долгую и счастливую жизнь.
Как и до женитьбы, Владимир часто гостил в доме у Ники. Несмотря на бурное увлечение женой, Ники оставался верен совместным дружеским делам. Как и прежде между друзьями часами напролёт текли плавно переходящие друг в друга беседы о бизнесе, рыбалке, бильярде, фотографии. Но всё-таки теперь в задушевных разговорах на кухне что-то изменилось. Это происходило именно тогда, когда к теплому дружескому столу присоединялась Вера. Войдя на кухню, она с порога одаривала собравшихся гостей своей мягкой и доброй улыбкой: сперва своего мужа, а потом и Владимира, разливала чай, а потом скромно и плавно присаживалась к ним.