Я медлил, сам чувствуя тревогу и угрозу в словах, что уже лежали на языке.
- Ну!
- Дело в том, что ты не проходил из своей Вселенной в нашу, - проговорил я. - Ни из нашей в ту. Не было никаких переходов!
- Как это?!
- Ты все время оставался в одной Вселенной.
Он попытался возразить, но жестом я предупредил готовые сорваться слова.
- И в этой одной - в нашей Вселенной была скорректирована история. Точнее, изменена. И ты, похоже, один из тех счастливцев, которые помнят, что было до Изменения!
Он замер.
Я тоже молчал.
- Но почему вы это решили?! - спросил он через долгую долгую минуту, заполненную только шумами движущегося поезда.
- Тому есть подтверждения. Последний - случай на острове в Аральском море.
- Остров? Какое он имеет отношение ко мне?!
- Ровно никакого. Как и другие подобные случаи. Это только свидетельствует об инерционности того, что мы называем временем. Но я не учёный, и не могу сказать подробнее.
Он попытался найти в моем взгляде признак того, что я утаиваю правду.
- Но кому это надо?!
- Мы не знаем. Но то, что историю можно целенаправленно изменить, говорит о многом. С твоей помощью, сравнив то, что было до того и то, что все помнят сейчас, мы попробуем понять.
- Ох, - только и сказал он.
Потом уперся руками в стенку тамбура и замотал головой.
Меня самого едва не трясло.
- Я могу забыть то, что помню?
- Не знаю. Никто не знает. Поэтому, тебя хотят срочно вывезти в Москву. Поскольку ты, возможно единственный на земном шаре, знаешь, что было до Того... И теперь ты - самая большая тайна Советского Союза!
- Да.
Я присел на корточки, и, сглотнув слюну, продолжил:
- Знаешь, это похоже на детские игрушки. Домики, солдатики, ты всем этим поглощён, а оказывается, что играешься в песочнице и время от времени что-то происходит и или вдруг появляются новые кубики, или исчезают старые постройки... не хочется быть ребёнком!
- Разве можно помнить Изменение?
- Оказывается можно. Это как-то связано со временем. Я слышал, что отказываются от линейной модели времени. Ещё слышал слова, которые хорошо запомнил: "одномоментное и одновременное время".
Он повернул голову ко мне.
- Одновременно и одномоментно? Как это понять?
- Оно фиксируется в точке наблюдения. В моем сознании, твоем. Именно поэтому ты помнишь. Именно поэтому возможно Изменение.
- Но как же тогда прошлое и будущее?!
- Ты меня об этом спрашиваешь?
- Кого Ещё?
- Не знаю. Я был на некоем подобии лекции, но потом они между собой переругались... тогда вообще жутковатые речи говорились. Время вне точки фиксации превращается в пространство и наоборот. Я не понимаю, как и ты. И вообще, я специализируюсь на другом. И конкретно сейчас - на твоей безопасности.
- Прогрессоры... - сказал он.
- Их назвали по-другому, безлично: фактор возмущения. Греческая буква лямбда.
- Я вот думаю: было - развал СССР, изменение мировой системы, одна супер-держава, не самая лучшая и диктующая остальным, как жить... а теперь снова СССР, идеалы, которые пытается воплотить в жизнь одна шестая часть суши... ведь изменение имеет вполне конкретный вектор?!
- Не торопись с выводами. Я же сказал, греческая буква, безлично.
- Не пойму...
- Это не конкретные разумные существа, меняющие историю по своему плану.
- Но что тогда?!
- Мы сами, наши общие желания и надежды.
Он потрясенно посмотрел на меня
Я молчал.
- Ты хочешь сказать, что в Изменении повинны наши потаённые желания и мысли? Мы сами?
Я молчал.
- Нет!
- Знаешь, - медленно проговорил я, - ведь ужас не в этом. Мы не знаем механизма. Не знаем, какие силы определяют конечный результат. Не знаем, в какой стране будем жить в следующую минуту. И я боюсь... что-то мне подсказывает, что она будет не самой лучшей из возможных!
Поезд мчал и мчал, стуча составами, рвал переезды и полустанки, стараясь наверстать расписание. Мелькали быстрым ритмом еле видимые столбы. Начинало светать. Скоро должна появиться наша станция.
Я протянул руку Сергею. Как знак, что в этом мире, странном, меняющемся и непрочном у него есть надежный спутник. Но скорее, это был знак для меня...