Неожиданно они схватили Качиля и крепко держа, потащили к открытому экипажу, он беззвучно сопротивлялся, но все было бесполезно. Его последний взгляд поймал улыбающуюся женщину с развевающимся веером волос. Затем он рухнул в экипаж.
Почему внутри было так темно и душно.., а звуки доносились так приглушенно? И почему дверь открывалась сверху, а не сбоку, как в нормальных экипажах? И так тесно было…
Неожиданно Качиль понял ответ, в тот же момент дверь над ним с шумом захлопнулась.
Качиль катался и извивался. Он был заперт в гробу, вместе с жарой и удушливым чадом. Он не получал ни глотка воздуха… Качиль почувствовал, как что-то мягко скользнуло вдоль его горла и шеи. Качиль заскулил от ужаса. Это ощущалось.., как волосы… Одна прядь, мягко щекоча, легла на его губы, затем вторая. Затем волосы заструились в темноте. Он бил руками, задыхался. Он хотел наполнить свои трескавшиеся легкие, и чернота взорвалась в груди и мозгу.
У Хейвора создалось впечатление, что не было разделительной черты между бодрствованием и сном. Теплая постель неожиданно исчезла, и он уже мчал по пустынной дороге.
Только ветер следовал за ним во сне, холодный, тоскливый, по-волчьи завывающий ветер.
Других звуков не было.
Белый свет плыл высоко в небе. Хейвор поднял глаза, рассчитывая увидеть луну, но вместо нее ему улыбался мерцающий перламутром череп: из пустых глазниц которого сочились облачные черви.
Он бросил взгляд через плечо. За ним по чуть белеющей дороге двигалась похоронная процессия. Черное знамя, позолоченный катафалк с покрытием из чернильно-черного бархата; темной масти кони с белыми гривами, из-под копыт которых разлетались искры,
Страх охватил Хейвора, страх, который он не мог определить. Он стал понукать свою лошадь, но та не могла или не хотела бежать, а двигалась торжественно, как и другие; грива ее становилась все светлее, пока не приобрела цвет соли.
Ветер выл.
Вой разбудил его, и Хейвор понял, что это был голос человека, кричавшего от ужаса где-то в доме.
— Качиль, — сказал он громко.
Воспоминание о сне висело в комнате как клейкая, рваная паутина.
Хейвор вскочил с кровати. Спальня казалась затхлой и холодной. Лихорадка у Качиля явно усугубилась, если он так кричал. Хейвору были знакомы подобные припадки, и он знал, что они могли привести к смерти, если за больным не следить. Хейвор был не в восторге от ночной вахты, но он обладал чувством ответственности по отношению к другим людям.
Вытащив огниво, он зажег свечной огарок, и, закутавшись в плащ, вышел. Качиль, кажется, успокоился, и во всем доме снова царила давящая тишина.
За порогом висела темнота, которую не могла одолеть маленькая мерцающая свеча Комната Качиля находилась за изгибом коридора, сразу напротив узкого оконного отверстия в стене. Серое стекло светилось в блеске луны, но, как и свеча, этот свет казался неспособным проникнуть в черноту.
Хейвор был почти у окна, когда из тени выступила фигура и выделилась на фоне оконного прямоугольника, несомненно стройный девичий силуэт, словно скроенный из черного материала на фоне лунного света. Видимо дочь хозяина, та белокурая, боязливая немая девица, проснувшаяся, как и он, от крика Качиля. Хейвор тихо сказал:
— Не бойся.., я погляжу за ним.
Контур, казалось, расплылся по краям, как это часто происходит на ярком световом фоне. Затем фигура скользнула в сторону и снова исчезла в темноте. Когда Хейвор прошел мимо окна, там никого не было. Странно, он должен был встретить ее, когда сворачивал за угол. Его охватила жуть. Он встряхнулся, словно сбрасывая клочья сна, и открыл дверь Качиля.
Слабый свет падал на скрюченную фигуру в постели. Рука лежала вытянутой на подушке, и, когда Хейвор поднес свечу ближе, его взгляд упал на нечто длинное, блестевшее у рукава. Он дернул за это, отчего пламя, казалось, взвилось выше. Одинокий золотистый волос.
Когда он отпустил его, волос медленно опустился на одеяло. Хейвор наклонился и осмотрел покрывало внимательнее. Ему вспомнилась собака одного торговца лошадьми с востока” которая каждую ночь спала в ногах хозяина и утром как знак своего присутствия оставляла на штанинах старого мошенника большое количество грубой шерсти. Хейвору показалось, что поперек постели Качиля спал огромный пес. Пес с волосами, такими тонкими, длинными и золотистыми как у девушки.
Пламя свечи затанцевало на лице Качиля. Его глаза и рот были широко раскрыты, но тело было холодным и безжизненным, как ночь.
ДОРОГА
Утро подсветило тьму до матовой костяной белизны, а солнце всходило как дешевая стекляшка без какого бы то ни было огня. В трактире ничто не шевелилось. Даже Фелуче, казалось, еще крепко спал несмотря на свои слова накануне вечером. В гостиной большой огонь в очаге превратился в кучу пепла. Холодный утренний свет лился через широкое окно и делал комнату большой, пустой, неестественно необитаемой и бесцветной.
— Хозяин! — позвал Хейвор. Собственный голос показался ему тонким и тихим, но через некоторое время мужик вступил в помещение, с той же каменной миной, как и вечером.