========== 1. Придорожное кафе ==========
— Беги!
— Что?..
— БЕГИ-И-И!!!
Он бежал.
Нет. Он не бежал, бегом это было сложно назвать — непрестанно спотыкаясь, он вслепую продирался сквозь совершенно незнакомый, густой, мрачный лес. Дыхание вырывалось частыми хрипами вместе с клубочками пара.
Пар? Господи, вокруг так темно, что он не должен его видеть. Впрочем, нет. Темно не вокруг — сумерки еще не настолько сгустились — темно в его глазах. От страха, от панического ужаса.
Тяжело. Вдох и выдох, слившиеся в один непрерывный хрип. На какой-то высокой, надрывной ноте. Тяжело дышать, когда выкуриваешь пачку сигарет в день, не предполагая и не задумываясь над тем, что когда-нибудь тебе придется совершить отчаянный марш-бросок по очень, очень пересеченной местности. Твои легкие не справляются, ты задыхаешься, судорожно проталкивая в них воздух и с хрипом выпуская обратно, но бежишь, прорываясь, оцарапываясь и оступаясь, потому что тебе страшно. До паники, до полного отупения. Одна мысль — не видеть, не видеть, НЕ ВИДЕТЬ!
«Я вижу»
Вдох-выдох. Цепляешься за какую-то корягу, падаешь и думаешь, что больше тебе не подняться — ты смертельно устал. Но страх подстегивает, щекочет мерзкими пальцами твои пятки, и ты поднимаешься. Ты рвешься вперед, и еще одна царапина кривым росчерком пересекает искаженное страхом лицо. Черт с ним! Все полное ничто, кроме одного — тебе нужно убежать от этих глаз, в которых нет ничего, кроме бездонной, сводящей с ума черной пустоты. Потому что ты даже представить себе не можешь, что тебя ждет при встрече с ними.
«Я вижу»
«Что?»
«Я ВИЖУ, БЕГИ!»
Он бежал, раздирая лицо и руки о стоящий сплошной стеной орешник. По спине одна за другой прокатывались липкие холодные волны ужаса, покрывая кожу мурашками и заставляя все волоски на теле вставать дыбом. Он знал, что преследователь идет за ним по пятам, беззвучно утопая ногами во влажном мху, скользя, словно призрак между деревьями, неслышно раздвигая ветви густого орешника, и совсем не торопится. Он не видел и не слышал его. Он просто ЗНАЛ.
С приглушенным стоном он сделал последний отчаянный рывок, выдираясь из цепких лап кустарника, с безумной надеждой в круглых от ужаса глазах — впереди лес был пореже. Он, конечно, будет как на ладони, но и возможностей для маневра тоже будет больше.
Он подавился истеричным смешком. Какие могут быть маневры, когда тебя преследует не животное, не человек, но нечто, чему нет названия? Демон, дух?.. Но его преследователь был вполне РЕАЛЕН. Ничуть не эфемерней, чем он сам, сотканный из плоти и крови. У него была возможность в этом убедиться.
Кустарник нехотя выпустил его из своих объятий, оставив на память лоскуток рубашки на тонких, цепких ветвях. Он остановился, чтобы хоть немного перевести дух и обернулся. Он понимал, что не стоит этого делать. Никогда не стоит оборачиваться, если не хочешь знать, что за твоей спиной. Но он знал, поэтому обернулся и сделал шаг назад, отходя от густых зарослей, готовый рвануть при малейшем подозрительном движении, вытягивая шею и вглядываясь в глубину шелестящего гибкого орешника. Никого и ничего. Неужели он оторвался? Или его решили оставить в покое?
— Да, — прошептал он, растягивая губы в безумной ликующей улыбке, но в глубине души слабо веря в свою удачу. — Да!
«Да» и еще один шаг назад. Сухой треск веток — и нога не обнаружила под собой опоры. Глухо вскрикнув, он полетел куда-то вниз, размахивая руками и пытаясь сгруппироваться, но не успел — полет быстро завершился. Он упал на спину. К счастью, падение не было жестким — слой прелой листвы и еще какой-то отвратительно-скользкой и мохнатой дряни смягчил удар, который в другом случае мог стоить ему возможности когда-нибудь снова отлить стоя. Но падение слегка оглушило его. Он сел и поморщившись, тряхнул головой. Надо прийти в себя, надо собраться. Он упал. Куда? В нос ударил приторный, густой запах разлагающейся плоти, и его тут же вывернуло съеденным полтора часа назад гамбургером. Отплевываясь, он истерично рассмеялся — ему показался чрезвычайно забавным тот факт, что всего полтора часа назад он сидел в придорожном кафе, жуя огромный, с девятиэтажный дом, гамбургер, запивая его колой и наивно строя планы на будущее. Планы на БУДУЩЕЕ!..
— Господи, пожалуйста… — начал он и осекся, снова истерично хихикнув.
Смысла взывать к Создателю не было абсолютно никакого — здесь, в этих диких местах, Бог его не услышит. Зато может услышать совсем другая сила.
Он поднялся на колени и начал шарить вокруг себя вытянутыми руками, натыкаясь на земляные стены с торчащими из них тонкими корнями. Он свалился в какую-то яму. В какую-то… Рука наткнулась на обтесанный липкий столб, торчащий, насколько он мог судить в почти кромешной тьме, ровно в середине. Чудо, что он на него не напоролся. Держась одной рукой за столб, он обреченно застонал.
— Медвежья яма… твою мать…
Новый рвотный позыв заставил его согнуться и упереться руками в вязкую дрянь, покрывающую дно. Медвежья яма глубиной в два с половиной метра при его росте — это долбаная Марианская впадина. Он пропал.
Стараясь не глубоко вдыхать отравленный воздух, он обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону, проклиная себя и тот день, когда решил сменить обстановку. Сменил, твою мать. Определенно — сменил.
Сверху послышался шорох. Он всхлипнул и в ужасе задрожал, совсем как ребенок, как маленький мальчик, твердо знающий, что сейчас из-под его кровати высунется лапа монстра и утащит в темноту, чтобы сожрать в своей пещере. Или чтобы лишить его рассудка. Слезы сами покатились из глаз, солью разъедая царапины. Застонав, он посмотрел наверх. Он отчаянно не хотел этого делать, он согласен был скрутиться на дне вонючей ямы и сдохнуть среди разлагающейся падали, лишь бы не ВИДЕТЬ. Но словно чья-то невидимая рука приподняла его подбородок, заставляя встретиться с пустыми черными глазами…
— Я ТЕБЯ ВИЖУ…
… и ЗАКРИЧАТЬ…
______________________________________________________________________________
— Счастливо!
Молодой человек хлопнул дверцей и помахал рукой раздолбанной колымаге, обдавшей его придорожной рыжей пылью. Пусть всего на сто сорок миль, но он продвинулся к своей цели. Поправив фотоаппарат, свисающий на груди, он улыбнулся и зашагал к заправке. Там есть кафе, а значит, есть кофе и какая-никакая, но еда. Он жутко проголодался. Пакетик чипсов, схрумканный во время пустой болтовни с добрым фермером, подбросившим его до этой дыры, был не в счет. Он перекусит, а потом, если повезет, на что он очень надеялся, снова поймает попутку, чтобы добраться до ближайшего мотеля — день близился к концу, и стоило подумать о ночлеге. При мысли о том, что, возможно, опять придется трястись всю ночь в скрипящем всеми деталями корыте, его начинало подташнивать. «Нет уж. Крутись, как хочешь, — подумал он, давая себе мысленную установку, — но сегодня ночью ты просто обязан развалиться на горизонтальной поверхности, именуемой кроватью».
Звякнув свисающим над дверью колокольчиком, он прошел к стойке и приветливо кивнул немолодой уставшей женщине в помятом переднике, с надорванным с одного края нагрудным карманом, из которого выглядывал замусоленный, потрепанный жизнью и руками блокнот для принятия заказов. Он был довольно толстым, этот блокнот, из чего следовало сделать вывод, что дела в придорожном кафе идут либо не очень, либо, наоборот — процветают так, что они не успевают менять блокноты. Вот это вряд ли, подумал он, шоссе-то периферийное, машин не так уж много.
Женщина бросила на него оценивающий взгляд, продолжая вяло, безо всякого энтузиазма натирать треснувший пивной бокал — невысокий парень с дорожной сумкой через плечо, в потертых джинсах и красной клетчатой толстовке на молнии, с копной густых светлых волос и голубыми умными глазами, в глубине которых затаилась странная смесь печали и иронии. Молодой и симпатичный. Очень симпатичный.