Дин вздохнул и тяжело опустился на свою кровать — этот мотель мог похвастать номерами с отдельными спальными местами, где мало знакомым людям не пришлось бы ютиться на необъятной, но общей кровати. Глядя на Эйдана, он нашарил рукой свой фотоаппарат, небрежно брошенный на клетчатое шерстяное одеяло.
Парень заворочался и перевернулся на живот, уткнувшись носом в подушку.
Дин рассеянно улыбнулся, глядя на него, и включил фотоаппарат. Немного помедлив, он навел видоискатель на Тернера. В голове промелькнула мысль — что, если парень не отпечатается на снимке? Дин фыркнул — это совсем уж бред. Каким бы странным не был его попутчик, он был вполне реальным человеком, не приведением. Отключив вспышку, он щелкнул затвором. Щелчок прозвучал слишком громко в тишине комнаты, и молодой человек замер, чувствуя неловкость: проснись сейчас Эйдан, как он объяснит свое странное желание сфотографировать его спящим? «Ах, ты такой милый, когда спишь» или «Знаешь, я хотел убедиться, что ты настоящий, а не видение в моем воспаленном мозгу»? Но ирландец продолжал тихо сопеть, и, облегченно выдохнув, Дин переключил на просмотр. Глянув на экран, он нахмурился: вместо спящего парня на снимке было размытое белое пятно, напоминающее снежный вихрь. Поджав губы, новозеландец снова поднял фотоаппарат и щелкнул. Эйдан шевельнулся, закрывая голову рукой и что-то пробормотав. Невольно содрогнувшись, Дин с опаской глянул на второй снимок и усмехнулся, покачав головой. Все было в порядке — на фотографии, как и положено, спал ирландец. Никаких белых пятен.
— Расслабься… — пробормотал О’Горман, отложил аппарат, откинулся на подушку и закрыл глаза.
— Ну, ни фига себе мы отдохнули! — удивленный возглас выдернул Дина из сна. — Уже семь вечера, чем же мы ночью заниматься будем?
Захлопав ресницами, он приподнял голову, обнаруживая, что лежит, плотно закутавшись в одеяло, словно в кокон.
— Тебе что, холодно? — весело спросил Эйдан, поправляя свою смятую постель, — Теплынь на улице, духота в номере, а ты укутался, как страдающий артритом старик.
Дин решил обидеться на «артритного старика» и скорчил недовольную физиономию.
— Эй, полегче! Я не намного тебя старше.
— Ну, извини, — ирландец обезоруживающе улыбнулся и сладко потянулся, жмурясь и хрустя суставами, — Судя по звукам, издаваемым моей тушкой, я не далеко от тебя ушел…
О’Горман фыркнул и, выпутавшись из кокона, сел на кровати. Сладко зевнув, он потер заспанное лицо.
— Уже семь? Охренеть… мы проспали весь день.
— Ага, — Эйдан покопался в рюкзаке и, выудив бумажник, повернулся к нему, изогнув черную бровь, — думаю, стоит нанести визит в местное кафе. Ты как на это смотришь?
— Весьма положительно, — ответил новозеландец, прислушиваясь к дружному хору внутренностей, — я слона сейчас готов съесть или бизона… тут же водятся бизоны?
Эйдан от души расхохотался.
— Водятся, куда тут без них!.. Поднимайся, Жующий Бизонов! Пора нанести визит бледнолицым в местном салуне.
Бизонов в «салуне» не подавали, пришлось довольствоваться стандартным набором: гамбургерами и пирогами. В этот раз они заказали с черникой, и, расправляясь с ними, Дин с трудом сдерживал смех, глядя на губы ирландца, перепачканные фиолетовым черничным соком. Но, видимо, голубые глаза в обрамлении смешливых лучиков выдавали с головой его веселье.
— Что ты хихикаешь? — возмутился парень, вытирая тыльной стороной ладони губы, высовывая язык и забавно скашивая глаза, чтобы взглянуть на него. — А-а… ну, понятно. На себя посмотри, — пробурчал он и прыснул.
Дин зашелся смехом, чуть не подавившись куском пирога.
Ужин протекал легко и непринужденно, словно все произошедшее с утра было не более, чем сном. Странным, жутковатым сном, навеянным загадочной атмосферой северного штата. А рассказ парня — мрачной сказкой, рассказанной ночью у костра.
Прикончив последний кусок, Эйдан довольно облизнулся и, откинувшись на спинку удобного диванчика, обтянутую красным кожзамом, улыбнулся.
— Неплохое здесь местечко: номер уютный, не то, что прошлый, и готовят очень даже ничего для придорожного сервиса, — он бросил на попутчика вопросительный взгляд. — Ночевать остаемся?
— Ну, мы же хотели, — кивнул О’Горман, — а что?
— Может, расслабимся немного? Я имею в виду, что-нибудь покрепче пива. Ты как?
— Я не против. Только, может, где-нибудь на открытом воздухе? Неохота упускать такой красивый вечер, сидя в помещении, — Дин указал в окно. — Я бы пару снимков сделал.
Вечер, в самом деле, был великолепен. Солнце медленно опускалось, словно искусный и немного сумасшедший художник причудливо разливая краски по небесному холсту. Полупрозрачные облака, проплывающие над равниной, потемнели и окрасились в перламутровый, нежно-фиолетовый оттенок, а скопившиеся у горизонта шапки — в золото с розовыми и алыми переливами. Бескрайний простор прерии, словно спокойное море размеренно дышал под теплыми порывами ветерка, качая мохнатыми кисточками ковыля и житника. Яркими пятнами выделялись среди травы желтые пушистые соцветия золотарника и россыпи белоснежных звездочек вересковой астры.
— Только на открытом воздухе, — согласился Эйдан и, одарив Дина счастливой улыбкой, направился к бару.
Через пару минут он вернулся.
— Я добыл «огненную воду», великий вождь. Имя ей — «Джек Дэниэлс». Не желаешь ли познать тайны, скрываемые в глубинах ее янтарного сияния, испытать блаженство, которое она в себе несет?
О’Горман фыркнул.
— Главное, чтобы это блаженство не обернулось утренним похмельем, мой всевидящий брат.
— О, уверяю тебя, все будет в порядке.
Расхохотавшись, молодые люди покинули кафе.
Они расположились позади мотеля, подальше от дороги. Нагретая солнцем трава приняла их в свои мягкие волны, окутав пряным ароматом и стрекотом цикад. Они молча любовались пышным угасанием еще одного дня своей жизни, передавая друг другу початую бутылку виски. Потом Дин поднялся, очарованный умиротворенной красотой окружающей природы, сделал несколько снимков и навел фотоаппарат на ирландца.
— Улыбочку!
Эйдан повернулся и посмотрел на него. Молодой человек щелкнул затвором, глянул на снимок и покачал головой.
— Ну, нет! Улыбнись. У тебя потрясающая улыбка, хочу запечатлеть ее на память.
— Как и у тебя… — тихо сказал Тернер.
— У меня она просто обаятельная, а у тебя — потрясающая.
Ирландец хмыкнул и отвернулся.
— Много ты понимаешь, — пробормотал он.
— Что?
— Садись уже, папарацци.
Дин плюхнулся с ним рядом на приятно пружинящую траву и начал просматривать отснятые кадры.
— Почему ты ушел из дома? — неожиданно спросил он, перелистывая снимки. Наткнувшись на фото Тернера, сделанные утром, О’Горман осторожно покосился на него и быстро их удалил. — Если, конечно, это не секрет.
Парень снова хмыкнул, наблюдая за его манипуляциями, и сделал большой глоток. Он мог спросить, зачем Дин удалил его фотографии, но не стал этого делать. В конце концов, светловолосого новозеландца можно было понять. И он его прекрасно понимал.
— По тому же, почему ты так разволновался из-за одной кровати на двоих, — ответил Эйдан, возможно, чересчур грубо и откровенно, но сделав это по одной причине — он не желал больше что-то скрывать от попутчика.
Дин замер. Тяжело сглотнув, он, наконец, сумел оторвать взгляд от маленького экрана и повернулся к парню.
— Ты сказал, что больше ничего обо мне не знаешь, — раздраженно процедил он сквозь зубы.
Мысль о том, что ирландец был прекрасно осведомлен о его «особенности», но обманул, взбесила его.
— Дино… — Эйдан сжал тонкими пальцами его руку, — расслабься. Я знал об этом почти с самого начала, но… как бы ты отреагировал, если бы я тебе сказал об этом? Психанул? Испугался, приняв за маньяка-извращенца? Послал бы меня к чертовой матери?