Хэнви, сидящий у его ног, поднял морду и словно в подтверждение его слов, ткнулся мокрым носом в маленькую ладонь, требуя ласки. Дин почесал волка за ухом.
— Видишь, он больше не хочет мной поужинать. — Он присел на корточки, поглаживая серо-рыжий мех на мощной шее животного. — Похоже, мы стали друзьями, Хэнви? — улыбнулся он и забавно поморщил нос, когда розовый язык без предупреждения прошелся по его лицу. — Не беспокойся, Эйд, со мной все будет в порядке. Иди.
Парень кивнул и, взъерошив кудряшки, направился к ожидающему его шаману.
Дремлющий попыхивал длинной тонкой трубкой, задумчиво глядя на пляшущее в большом очаге пламя и молчал. Эйдану после поведанной шаману истории тоже до дрожи в руках хотелось закурить, но он не решался, нервно теребя в руках пачку. Тяжело вздохнув, он сунул ее обратно в карман и посмотрел на старика.
«Ответь же мне хоть что-нибудь!» — мысленно взмолился он, буквально физически ощущая, как время стремительным потоком утекает, приближая ночь, а вместе с ней и неотвратимый ужас.
Наконец шаман повернулся к нему.
— Покажи мне клеймо.
Эйдан послушно стянул футболку и сдвинул в сторону амулет, открывая четко очерченный ожог.
— Он стал ярче, — пробормотал ирландец, поеживаясь под странным нечитаемым взглядом старика, — но сейчас не пульсирует и не болит…
Дремлющий склонился к нему, подхватил реликвию на ладонь и провел узловатым пальцем по покореженным граням.
— Тетитоб… они почти потеряли свою силу… — сказал он и осторожно коснулся выжженного на коже ирландца глаза.
Эйдан вздрогнул и сжал зубы — легкое касание отозвалось неожиданным и очень болезненным уколом.
— Это знак Итхаква. Вихо правильно определил, — кивнул Дремлющий, опуская амулет обратно на грудь парня и прикрывая покрасневшее клеймо. — Взгляд этого демона несет безумие всем, кто столкнется с ним. Когда молния ударила в тебя, Итхаква переселился в твое тело, оставив на нем свой знак, но не обрел былой силы, сдерживаемый защитными гранями амулета. И все же он стал свободней, раз ему удалось несколько раз поживиться душами людей. Он, словно хищник, заточенный в клетке — вполне способен дотянуться до того, кто слишком близко подходит, дразня его.
— Да, — вздохнул Эйдан, — но я никогда не помнил, что именно происходило со всеми… моими жертвами.
— Он оберегал тебя от этого, иначе ты бы уже давно лишился рассудка, а ему это не нужно. Ты неплохой сосуд: молодой и сильный, — Дремлющий грустно усмехнулся, — к тому же ты так стремился попасть в его земли.
— Стремился, — кивнул ирландец, — потому что надеялся, что мне здесь помогут.
Старик поднялся, хрустнув суставами, подошел к очагу и вытряхнул трубку.
— Живущий В Тумане был Вэкэн Энканти* — великим шаманом, — сказал он. — Едва ли я могу с ним сравниться. Это он с помощью Великих Духов заключил Итхаква в амулет, лишив его возможности бродить по нашей земле, сея безумие в головах людей и холод в их душах. Это был мудрый и великодушный человек несущий людям добро. А твой предок убил его, позарившись на кусок золота, — зло выплюнул шаман. — Теперь ты расплачиваешься за это. Разве есть в этом несправедливость?
— Возможно, и нет, — тихо ответил Эйдан и поднял на старика полный боли взгляд. — Только мне кажется, что я уже достаточно послужил вашим духам и сполна искупил вину убийцы. Я больше не могу, я хочу нормальной жизни! — он поджал губы и зло вытер рукавом набежавшие непрошенные слезы. — К тому же вы слышали — все выходит из-под контроля. Не боитесь, что Итхаква, покинув мое тело этой ночью, больше в него не вернется и снова начнет бродить по вашим землям? Сможете с ним справиться?
— Ты пытаешься угрожать? — сурово сдвинул седые брови шаман.
— Нет, — прошептал парень и закрыл лицо руками. — Простите меня. Я просто очень сильно от этого устал.
Дремлющий окинул сонным взглядом поникшую фигуру и покачал головой.
— Могу тебя заверить — Итхаква не покинет твое тело навсегда, по исходу ночи он будет возвращаться в него, потому что, будучи созданием мрака, при свете дня он не имеет полной силы. Будет возвращаться, пока твоя смерть не разлучит его с твоим телом. Если же тебе удастся снять это проклятие, то мне не придется опасаться за души людей, живущих в этих землях, потому что Итхаква вернется туда, откуда появился — во тьму, — мягко закончил он.
Эйдан отнял руки и с удивлением уставился на старика.
— Значит, это можно сделать? Можно снять проклятие?
— Можно, — кивнул старик. — Нужна жертва. Тебе всего лишь нужен человек, который сам, по своей воле, захочет взглянуть в глаза Итхаква, зная, чем это может обернуться. По своей воле принесет в жертву свою душу, как уже однажды это сделал Живущий В Тумане. Почему, думаешь, его так называли? — усмехнулся Дремлющий, и Эйдан пожал плечами. — Потому что, он выдержал взгляд демона и, узрев истинный облик чудовища, не сошел с ума, но его душа разделилась: часть осталась в этом мире, часть — во тьме. — Он немного помолчал, вертя в руках пустую трубку, и тихо произнес: — Но он был великим шаманом…
— Вот именно! — прошипел ирландец. — Шаманом!
Он вскочил с места и прошелся по комнате, терзая темные кудряшки.
— Вы сказали — сам?.. Человек сам должен захотеть взглянуть в глаза демона?.. — пробормотал ирландец. — Это невозможно. Нужно быть сумасшедшим, чтобы сделать это! — он горько рассмеялся и покачал головой. — И вообще, не в этом дело! Я видел, что становится с людьми, взглянувшими в глаза этого вашего трахнутого Итхаква! Я… я не могу позволить погибнуть еще одной душе! Пусть даже самой конченой! Этого никто не заслуживает!
Индеец с жалостью посмотрел на него.
— Несчастный, благородный мальчишка, — прошептал он себе под нос и тяжело вздохнул. — Я не сказал тебе главного: этим человеком не может быть кто угодно. Это жестоко, но только тот человек, которому ты дорог может помочь тебе. Это должна быть настоящая, искренняя жертва.
Эйдан отшатнулся, с ужасом глядя на шамана.
— Нет. Никогда…
— Тогда ты обречен, — вздохнул шаман. — Ты не избавишься от проклятия по-другому.
— Избавлюсь, — прошептал парень, пятясь к выходу и глядя на Дремлющего полными боли и решимости глазами. — Избавлюсь. Я знаю, как.
Эйдан круто развернулся и, выскочив из дома, бросился к машине. Сжав похолодевшими ладонями дверцу, он прижался к ней лбом, пытаясь удержать рвущийся из груди крик отчаяния.
— Никогда…
— У тебя нет иного выхода, — пробормотал вышедший на крыльцо шаман и перевел взгляд на светловолосого невысокого парня.
Дин с беспокойством поглядывал на дом, сидя на корточках и рассеянно поглаживая вконец разомлевшего Хэнви. Волк уже успел вылизать ему руки и лицо и теперь увлеченно мусолил ремень от фотоаппарата, бросая на молодого человека виноватые взгляды.
— Без обид, дружок, но ты не волк, а самый настоящий растащившийся лабрадор, — усмехнулся новозеландец и вздрогнул, услышав, как распахнулась дверь дома.
Он проводил ошарашенным взглядом попутчика, так стремительно пронесшегося мимо, словно все черти ада неслись за ним.
— Эйд, — негромко позвал Дин и поднялся.
Ирландец не ответил. Мелко задрожав, он прижался лбом к дверце «Крайслера», отчаянно сжимая пальцами холодный металл.
«Все плохо», — с тоской подумал Дин и повернулся к шаману. Старик спустился с крыльца и махнул ему.
— Подойди сюда, — индеец протянул руку. — Что ты принес с собой?
Дин непонимающе приподнял брови.
— Простите?..
— Маниту, они что-то дали тебе. Покажи.
Новозеландец пожал плечами, соображая, что именно имеет в виду старик. Нахмурившись, он засунул руки в карманы серой толстовки и нащупал в одном из них то, о чем совершенно забыл — два пера, голубое в крапинку и черное. Дурное предчувствие, копошащееся в нем с самого утра, с победным воплем вонзилось в самое сердце, разрывая слабо тлеющую надежду в клочья и окончательно превращаясь в уверенность.