— Нет… — он потряс его за плечи. — Дино, даже не думай об этом! Я не отпущу тебя.
С губ Дина сорвался маленький клубок пара и, не ответив, он снова повернул голову к лесу, устремив на него полный тоски взгляд. Эйдан прижал его к своей груди.
— Я удержу тебя…
В ответ Дин тихо застонал.
А потом Итхаква нашел его…
Эйдан проснулся оттого, что было нестерпимо жарко. Он почти забыл, как это бывает, каждую ночь обжигаемый ледяным холодом, исходящим от тела попутчика.
«Может, я заболел? И это просто температура?» — безразлично подумал он.
Стерев ладонью выступивший на лбу пот, он протянул руку, чтобы прижать к себе Дина, поделиться с ним своим жаром, но не обнаружил ничего, кроме вороха смятых шкур.
Эйдан рывком сел.
— Дино?..
Тишина. Только слабый скрип незакрытой двери. Порыв морозного воздуха, ворвавшийся в теплый дом, взъерошил темные кудряшки.
— Дино!..
Эйдан обвел встревоженным взглядом комнату. Она была пуста. Дремлющий, вопреки уговорам ирландца ушел на ночную охоту, прихватив с собой Хэнви. Они засыпали вдвоем у очага. Он и его бывший попутчик. Его Дин.
Тернер судорожно выпутался из вороха шкур и, как был — босиком, в старых полинявших трениках и растянутой серой футболке — выскочил на крыльцо, всматриваясь в морозную ночь. Следы в глубоком, обновленном вечерней метелью снегу вели от крыльца в лесную чащу.
Эйдан в ужасе вцепился в волосы. Дин ушел. Ушел в снежную ночь. Демон нашел его.
— Дииииин!!!
Застывшая, скованная морозом тишина ответила ему далеким волчьим воем.
Почти так же взвыв, Эйдан бросился в заснеженный лес…
Он нашел Дина в сугробе под огромной елью, совсем недалеко от дома. Новозеландец лежал ничком.
— Дино!
Эйдан перевернул его и стер с лица снег. Остекленевший взгляд бледно-голубых глаз заставил содрогнуться в страшной догадке.
— Нет, нет, нет… — зашептал он и склонился к посиневшим губам.
Слабое дыхание обдало его угасающим теплом. Дин умирал.
— Хрен тебе… — прошипел ирландец, подхватывая закоченевшее тело на руки, — ты его не получишь…
Порыв колючего ветра хлестнул его по лицу.
— Блять! Ты не получишь его, ублюдок! — закричал Эйдан в метель, жмурясь от острых снежных игл и прижимая к груди дорогого человека. — Сиди в своей долбаной тьме и не высовывайся, урод!
Волк отчаянно взвыл и, не обращая внимания на окрик, помчался домой, взрывая глубокие сугробы и жалобно скуля. Дремлющий, проклиная себя, поспешил следом за ним. В этот раз животное оказалось гораздо прозорливей его.
Они столкнулись все вместе на подходе к дому: Эйдан с Дином на руках и шаман. Хэнви подскочил к молодым людям, поднялся на задние лапы и, поскуливая, принялся беспокойно обнюхивать заледеневшее лицо новозеландца.
— Скорее… — индеец быстро заковылял к крыльцу и распахнул дверь, пропуская молодых людей вперед. — Скорее…
Эйдану было плевать, что подумает старик. Он решительно стянул с себя одежду, раздел донага Дина и укутался вместе с ним в огромную медвежью шкуру. Ему не было холодно, наоборот, он пылал, словно в огне. Мысль о том, что он мог заболеть, посетившая его при пробуждении, осталась где-то за пределами его сознания, смешная и нелепая. Его тело источало жар, и это было главным. Он готов был отдать его до последней капли, сам покрывшись седым инеем.
Прижав к себе О’Гормана, он невольно задержал дыхание: наощупь Дин был словно ледяная глыба, и придвинулся ближе к огню.
— Не уходи, Дино. Не смей сдаваться. Услышь меня, пожалуйста… — он втянул сквозь зубы воздух и зажмурился, пытаясь сдержать слезы, отчаянно сжимая холодное тело, — я прошу тебя…
Дремлющий подошел к ним, взглянул в лицо с истончившейся полупрозрачной кожей и печально покачал головой. Вздохнув, он провел морщинистой рукой по светлым волосам, прошептал короткую молитву и подошел к стене. Сняв большой бубен, он начал ритуал, негромко постукивая костяшками скрюченных пальцев по натянутой потрескавшейся коже и взывая к милости Великих Духов.
Эйдан не слушал его. Для него сейчас не существовало никаких звуков, кроме едва уловимого, затухающего дыхания бывшего попутчика. Вдох и выдох. Грудь, прикрытая густой шкурой, почти не приподнималась, и он приложил к ней руку, чтобы быть уверенным…
Голос шамана, призывающий неизвестные добрые силы, становился громче. Каждый глухой удар в бубен, словно странный метроном, отсчитывал не такт — удары сердца. Ирландец поморщился. Конечно, он был благодарен старику, но не хотел, чтобы сейчас — именно сейчас — Дин слышал эту заунывную молитву. Дин должен слышать ЕГО.
Покачивая на руках хрупкое тело, Эйдан зарылся лицом в светлые волосы и вдохнул призрачный аромат луговых трав. Он думал, что забыл все песни родной страны, но на поверхность памяти вдруг всплыла одна, наполненная грустной надеждой и тоской. Песня, которую он мог спеть на языке, понятном Дину.
Коль вы скоро пойдёте на Скарбор базар,
О тимьян, розмарин и шалфей,
То навейте тому, кого встретите там,
Что он был любовью моей.
Вы скажите, пошью я рубаху из льна,
О тимьян, розмарин и шалфей,
Но без швов и иглы будет сшита она —
Это будет любовью моей.
Холодная рука Дина чуть дрогнула, но так и не сжала его пальцы. Эйдан задержал дыхание, сглатывая горькие слезы, и едва слышно допел:
Там где моря и берега видима грань,
Древ Ирландии благостна сень,
Где полей изумрудная стелется даль —
Станет вновь он любовью моей…
Эйдан тихо всхлипнул и прижался лбом к виску попутчика. Неслышный вздох сорвался с приоткрытых губ Дина и золотистые ресницы медленно опустились.
— Не уходи… Ná téigh… Is breá liom tú…*
____________________________________________________________________________________________
В тот же миг свет померк, будто кто-то опустил рубильник. Все исчезло: блики, озеро, леса и горы, исчезло перекошенное страданием прекрасное лицо. Его окружила непроглядная тьма, наполненная ужасом и отчаяньем. И что-то рыскало в этой тьме, какая-то неведомая сила, находящаяся за гранью его восприятия. Жестокая и холодная, несущая безумие, ищущая… его. Дин заметался. Он не должен позволить найти себя…
Он так сильно устал. Устал бродить в холодной пустоте, устал бояться, а еще устал от тишины, изредка разрываемой гулкими ударами (чего?). И, когда ледяные пальцы опустились на его плечи, он даже не вздрогнул. Сил на это не осталось.
— Ты хочешь покоя?..
— Покоя?.. — усмехнулся он, собираясь повернуться, чтобы покончить со всем этим кошмаром.
И вдруг услышал.
«Станет вновь он любовью моей…»
Он замер.
Он не помнил, чей голос так ясно прозвучал в его голове. Он не помнил, кто он. Он не помнил ничего. Но что-то было в этом голосе… Тепло. Теплый свет. Он должен найти свет. Теплое сияние цвета виски…
«Не уходи… Ná téigh… Is breá liom tú…»
— Is breá liom tú… — беззвучно повторил он незнакомые слова, вглядываясь во тьму. — Не уйду… где ты?..
Голос не ответил, но он продолжал таращиться в темноту, ощущая ледяные пальцы на своих плечах. Пальцы, которые не спешили развернуть его, уверенные в своей победе.
Он улыбнулся, опуская ресницы. Он забыл, что такое страх.
«Спой мне еще…»
«Любовь ирландца чиста и проста.
И целую землю объемлет она…
Не знает она ни оков, ни границ,
Как стая свободных, сказочных птиц…»
Дин кивнул, продолжая улыбаться, открыл глаза и увидел то, что так долго искал. Радостно выдохнув, он рванулся навстречу далекому теплому сиянию, так напоминающему цвет выдержанного ирландского виски.
Ледяные пальцы в ярости впились в его плечи…