— Ты поэтому стал реже приходить в музей? — От неожиданного вопроса сестры он едва не подскочил на кровати. — Из-за учёбы?
— Некоторые вещи трудно совмещать, — уклончиво ответил Крис. Потянулся, размял плечи, пытаясь сбросить давящую атмосферу комнаты. Улыбнулся: — Вы же хотели, чтобы я повзрослел? Вот, учусь расставлять приоритеты. Совсем как взрослый. Даже на семинар в Лейск не поеду — здесь слишком много дел…
Вот об этом лучше было промолчать. Если бы он действительно собирался уехать — ситуация стоила бы обсуждения. А так — пустые жалобы.
Кристина смерила брата задумчивым взглядом.
— А Грэй что обо всём этом думает?
— Грэй… — Крис помолчал, подбирая слова. — Радуется, что я не сбежал в Миронеж. И что на кафедру теперь будет большой конкурс. Говорит, в следующем году к нам придёт толпа восторженных девочек, и он заставит меня читать им лекции. Издевается, в общем. — Он усмехнулся. — Хотя с него станется такое устроить — в назидание за недостаточное усердие.
Это тоже было правдой. Грэй действительно очень радовался присутствию Криса в университете. И действительно осуждал студента за то, что он до сих пор не закончил курсовую. Правда, в недостатке усердия всё-таки не обвинял. Проблема была в другом. Профессор считал, что разбор восстановленного ритуала уравнителей — отличная тема для защиты. В то время как студент упорно пытался придумать что-то другое. Оба понимали, что идею ждёт провал. Оба были упрямы. В результате Крис оккупировал лабораторию, строил баррикады из книг, изводил на чертежи и расчёты один блокнот за другим, но сколь-нибудь вразумительных результатов не добивался.
«В описании атомных процессов снова вводится субъективный элемент, так как измерительный прибор создан наблюдателем. Мы должны помнить, что то, что мы наблюдаем, — это не сама природа, а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов…»
— Способ постановки вопросов, Гордон, — убеждённо вторил учебнику Грэй. — Не сила. Не количество опытов. Не категория приборов. Не точность расчётов. В первую очередь — способ постановки вопросов. — И добавлял жёстко и безапелляционно: — Вы зациклились и занимаетесь ерундой.
Крис соглашался. С очевидным вообще трудно спорить. Поэтому над разбором ритуала он всё-таки работал. Медленно. Стиснув зубы. Утром — когда выпадал из сна за несколько часов до будильника. Ночью — когда вовсе не мог заснуть. Злился. Рвал схемы и расчёты. Резал пальцы о распечатанные листы. То и дело выключал компьютер эмоциональными вспышками поля. Но всё-таки работал. Потому что Грэй был прав. Во всём, кроме одного: ритуал уравнителей больше не был для Криса исключительно объектом исследования. Как шрам на щеке не был героическим украшением.
Текст курсовой казался минным полем. Каждая строчка грозила взорваться горящим серпантином воспоминаний. Сломанный узор сигнализации под пальцами, пустая тумба в хранилище и шквал обвинений, едва не разрушивших зимогорский музей. Чужие мысли, безумие ярости и пять выстрелов под сводами читального зала. Пьянящая радость открытия, горделивая похвальба в «Тихой гавани» и мир, висящий на волоске.
«Ты сможешь меня простить?»
Нет, Бэт. Кажется, нет.
И не только тебя.
— Крис…
Он потёр глаза и старательно, со вкусом, зевнул.
— Я просто устал, Тин. Очень банально. Ничего страшного.
— А тут ещё я со своими ночными разговорами… — Сестра улыбнулась виновато и сочувственно. — Ты спишь вообще?
— Человек может прожить без сна десять-одиннадцать суток, — изрёк Крис. — Максимум. С полем — пару недель. И большую часть этого времени он ничего не соображает, натыкается на стены и активно галлюцинирует. Конечно я сплю.
Через ночь. Но какая, в сущности, разница?
Сестра смерила его долгим внимательным взглядом. Так же пристально Джин при каждой встрече всматривалась в его поле, думая, что это не заметно. Кристина поля не видела, поэтому вынуждена была верить брату на слово. Или не верить.
— Крис, если тебе нужна помощь, ты всегда можешь об этом сказать. И не отказываться от своей жизни из-за моих проблем.