— Мэй, что-то не так? — Вопрос прозвучал мягко, почти ласково, но эмоции колдуньи выдавали растерянность, граничащую с отчаянием. — Ты мне не доверяешь? Боишься? Что?
Отчаяние Джины Орлан было подобно грозовому фронту. От него определённо стоило держаться подальше.
— Я не знаю. — Голос не дрожал, и это удивляло. — Я очень хочу помочь, но у меня не получается. Я не понимаю, что нужно делать.
Врач вздохнула. Задумчиво накрутила на палец рыжую прядь. Отпустила, так что кудряша пружинисто закачалась возле щеки.
— Проблема не в том, что ты чего-то не делаешь. Наоборот. Ты от меня закрываешься. Блокируешь контакт. Я сначала думала, что это временно, с непривычки. Но ты с каждым разом всё плотнее отгораживаешься. Тебе неприятно то, что я делаю?
— Я не чувствую того, что ты делаешь, — возразила Мэй. — Физически — вообще ничего.
— Зато эмоционально чувствуешь, — встрял Крис.
— Взаимодействие обостряет эмпатический дар? — уточнила Джин, хотя, судя по тону, в ответном кивке уже не нуждалась. — Ты не можешь контролировать процесс, но чувствуешь, что мне не нравится результат, и… И что? Закрываешься от негативных эмоций?
— Чувствую себя виноватой, — тихо призналась Мэй. — Мне жаль, что на меня приходится тратить столько сил.
Джин удивлённо нахмурилась, но уже через пару секунд улыбнулась, и эту улыбку никак нельзя было назвать профессионально вежливой.
— А мне не жаль, — уверенно заявила врач. — С живыми пациентами всегда много хлопот, но я предпочитаю, чтобы они оставались живыми. — Она посерьёзнела и продолжила, глядя пациентке в глаза: — Мне нравится моя работа, Мэй. Это не значит, что я не устаю, что меня не расстраивают неудачи, что я никогда не злюсь на пациентов и счастлива работать сверхурочно… Но это значит, что я считаю затраченные усилия оправданными. Даже когда мне приходится делать то, чего я делать не хочу. — Она нахмурилась и посмотрела на Криса. — Например, привлекать самоуверенных недолеченных пациентов к лечению других пациентов.
Недолеченный пациент демонстративно закатил глаза, прошагал через палату и уселся на кровать.
— Мы это уже сто раз обсуждали, Джин. Давай ты не будешь снова меня отговаривать?
— Отговаривать от чего? — насторожилась Мэй.
— От того, чтобы подстраховать тебя ещё одним управляющим амулетом. Наш замечательный доктор очень не хотела, чтобы я в это ввязывался, но признала, что мои аргументы не лишены здравого смысла, и согласилась.
— А если я не соглашусь?
— На каком основании, Мышь? — усмехнулся Крис. Похоже, ему этот вопрос казался окончательно и бесповоротно решённым.
— Ну хотя бы на том, — чтобы придать голосу твёрдости, потребовалось всё её мужество, — что лечением должны заниматься врачи. Одно дело — когда такую связь с пациентом поддерживает профессиональный полевик, и совсем другое — когда… Совсем другое — когда ты!
— То есть тебя не устраивает мой недостаточный профессионализм? — уточнил он с комичной дотошностью, явно ожидая, что собеседница улыбнётся и не станет спорить всерьёз. Однако Мэй на провокацию не поддалась.
— Меня не устраивает твоя избыточная самонадеянность. И нежелание думать о последствиях.
Крис скептически искривил бровь, одарил собеседницу долгим испытующим взглядом и лишь после этого напомнил:
— Когда ты подбивала меня на контактную балансировку, ты тоже не думала о последствиях. Но я всё равно согласился. Потому что ты хотела помочь и могла помочь.
— Что?! — Джин неожиданно взвилась со стула, едва не уронив его. Мэй не удивилась бы, если бы врач схватила пациента за ворот рубашки и хорошенько встряхнула. — Ты использовал её поле для контактной балансировки? Она же не сенсорик! Ты хоть представляешь, чем это могло кончиться?! — Джин задохнулась от возмущения, её глаза гневно сверкали, и казалось, что с пальцев вот-вот сорвутся искры. А Мэй вдруг поняла, что больше никогда не сможет её бояться.
— Представляю, — кивнул Крис. — Но вариантов было не то чтобы много.
— Ты мог сказать мне. Ты мог мне позвонить в любой момент!
— Ещё немного — и я подумаю, что ты ревнуешь. — Он усмехнулся и вновь повернулся к Мэй. — Я согласился, — повторил с нажимом. — Думаешь, это было легко? Думаешь, мне не было страшно? Думаешь, я не понимаю, что ты сейчас делаешь?
— Это… — Чтобы ответить, ей понадобился дополнительный вдох. — Это не считается.
Он вздрогнул. И вдруг сделался очень спокойным. Очень серьёзным. Очень холодным.
— Понятно. — В его взгляде проступило удовлетворение — будто мир оказался именно таким, каким должен был быть с самого начала. Вновь стал соответствовать ожиданиям. — Что ещё не считается?