«Они волшебные?» — спрашивала маленькая именинница, разглядывая украшение, которому предстояло ещё несколько лет пролежать в старинной шкатулке, дожидаясь, пока новая хозяйка немного подрастёт.
«Конечно волшебные, — улыбалась бабушка. — Они приманивают чудеса. Сама увидишь».
Мэй перебирала и пересчитывала яркие, будто светящиеся изнутри бусины — двадцать девять гладких, отчего-то всегда прохладных шариков. Потом принимала очень важный вид и застёгивала ожерелье на тонкой шее: «Я красивая?»
— Очень красивая.
Мама вошла в комнату неслышно и теперь, стоя в дверях, смотрела на дочь с нежной улыбкой.
Вот уж кто действительно был красив, так это Дейзи Фокс, с её чуть вьющимися волосами цвета речного жемчуга, с глазами невозможно синими, как лепестки анагаллиса, с фигурой тонкой, но женственно мягкой, с пятью аккуратными родинками на левой щеке — подвижным созвездием, протянувшимся вдоль нижнего века.
— Все мальчики будут твои, — добавила Дейзи.
— Вот только мальчиков мне и не хватало для полного счастья, — усмехнулась Мэй, снова поворачиваясь к зеркалу. Задумчиво поинтересовалась у отражения: — Может, всё-таки что-нибудь поярче? А то вдруг и правда сбегутся…
Мама только вздохнула. Мэй не оглядывалась, но точно знала, что сейчас она грустно и неодобрительно качает головой. Дейзи Фокс действительно считала, что именно мальчиков её дочери и не хватает. Желательно нескольких одновременно, чтобы можно было выбрать достойного — того, кто оценит духовную красоту девушки, так старательно маскирующейся под пёструю экзотическую птицу. Художественных опытов, которые Мэй ставила над своей внешностью, мама тоже не одобряла.
— Я иду танцевать и есть вкусное мороженое, а не охотиться на мальчиков.
Это было правдой. Точнее — частью правды. Руководство университета придерживалось мнения, что студентам стоит не только усердно учиться, но и достойно отдыхать. А ещё — общаться друг с другом вне учебных аудиторий и давать волю накопившимся эмоциям. Университетские балы существовали именно для этого. Их проводили дважды в год и каждый раз — с королевским размахом. Оформление залов поражало воображение, разнообразие угощений способно было удовлетворить самый взыскательный вкус, живая музыка ласкала слух и, казалось, заряжала энергией на ближайшие полгода — вплоть до следующего бала.
А ещё, если повезёт, в такие дни в университете можно было уловить заразительный дух общего праздника, весёлую беззаботность дружеской болтовни, тянущую сладость романтического влечения… Эмоции, которых Мэй не могла себе позволить — только подслушать, ухватить витражный блик чужого счастья.
Но о таких развлечениях эмпат предпочитала помалкивать.
— И зачем тогда этот маскарад? — Мама не упустила случая завести любимый разговор, после ареста тёти Бэт ставший регулярным, как приём лекарства. — Пусть видят тебя настоящей, а если кому-то что-то не нравится…
— А если мне что-то не нравится? — перебила Мэй, но тут же пожалела об излишней резкости. Приблизилась к зеркалу, быстрыми уверенными движениями нарисовала на левой щеке пять небольших точек, повторяя узор материнских родинок. Улыбнулась примирительно.
— Естественное всегда красиво, детка. — Дейзи и не думала обижаться.
— Скажи это голому землекопу.
Мэй медленно провела рукой по щеке. Излишки красителя остались на пальцах, а вот сам рисунок, впитавшись в кожу, теперь продержится несколько дней. И на вид от настоящих родинок не отличишь. Спасибо тёте Бэт за науку. Даже если маме не по душе то, что дочь использует хитрости, подсмотренные у арестованной родственницы.
Она отступила от зеркала, спрятала руки в карманах, притаившихся между складками широкой юбки.
— Это всего лишь безобидное хобби.
— Которое отпугивает от тебя людей.
Мэй рассмеялась.
— Ну и зачем мне такие пугливые люди? Ты лучше скажи: правда красиво?
Она плавно повернулась на каблуках и вопросительно склонила голову к плечу.
— Правда красиво.
Дейзи Фокс не умела ни сердиться, ни обижаться. По крайней мере, так думало большинство её знакомых. Она почти никогда не повышала голос, даже в споре умея сохранять самообладание и находить взвешенные аргументы. Если переубедить собеседника не удавалось, Дейзи смирялась. Или, когда ситуация позволяла, поступала по-своему, уже не пытаясь кому-то что-то доказать.