* * *
— Нет, нет, Гордон! Ты не играешь! — Костлявый парень в сбитой на ухо бандане возвышался над студентами, рассевшимися вокруг лежащей прямо на полу бутылки, и протестующее махал руками.
— Это почему? — полюбопытствовала Мэй, щурясь от светомузыки, делавшей лица и фигуры похожими на мозаичные панно.
— Он мухлюет! — сообщил заводила и тут же, бодро покачиваясь, перешагнул через будущих игроков, чтобы приблизиться к собеседникам.
— Все мухлюют, — усмехнулся Попутчик.
— Тебя не ловят! — возмущённо заявил костлявый и постарался принять как можно более галантную позу. — А вы оставайтесь, прекрасная леди. На кой он вам сдался?
«Хороший вопрос, — думала Мэй, отвечая какую-то бессмысленную ерунду, которая почему-то вызвала взрыв довольного хохота, и после — удаляясь от шумной компании, чтобы погрузиться в круговорот людей, звуков, света и магии. — Очень хороший вопрос».
Она сама удивлялась тому, что до сих пор находится здесь. Тому, что не отказалась, когда Попутчик вдруг предложил вернуться в зал и посмотреть, что там творится.
«Мне срочно нужен глоток хаоса», — сказал он.
И ещё: «Я никогда не оставался здесь до полуночи».
И: «Серьёзно, Мышь! Тебе понравится!»
Теперь она ловила себя на неожиданном смущении, осознавая, что ей действительно нравится. Нравится быть здесь. Нравится быть здесь с ним. Танцевать в вихре света и искр, когда музыка прошивает насквозь, выплетая в груди замысловатый узор, и тянет за невидимые нити, заставляя двигаться в такт. Чувствовать взгляды, направленные на Попутчика, но неизменно скользящие и по ней — с любопытством, с удивлением, с завистью. Смеяться и шутить с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми, которых её спутник притягивает, словно магнит. Следить за беззаботной болтовнёй, подбрасывать фразы — как сухие ветки в огонь. Это тоже было своеобразным танцем — подавать реплики и отбивать подачи, играть и подыгрывать. Быть каплей в водовороте, клочком пены на штормовой волне, и одновременно — чем-то большим. Быть вместе — среди смеха и ругани, маленьких трагедий, почти бесконтрольной магии и подогретых алкоголем страстей. Пьянеть от вина и от близости — непривычной, эфемерной, дразнящей. Дышать этой дикой, нефильтрованной свободой. Замирать от страха, но на самом деле — не бояться. Потому что сегодня — пусть только сегодня — она с ним и, если понадобится, под его защитой: в поведении Попутчика, в его взглядах и едва уловимых жестах это заявление сквозило ненавязчиво, но достаточно отчётливо.
Но больше всего ей нравилось видеть его таким — живым, ярким, лёгким. Искренним и счастливым — без фальши и притворства. Свободным. По-настоящему.
— Эй, Гордон!
Круглолицый парень двигался к ним с удивительной целеустремлённостью, едва не сбивая студентов, оказавшихся у него на пути. Впрочем, возможно, дело было в том, что он сам с трудом стоял на ногах, и попытка обогнуть препятствие обернулась бы неизбежным падением. Пожалуй, если бы Попутчик вовремя не шагнул в сторону, увлекая за собой Мэй, незнакомец так и врезался бы в них на полном ходу. Проскочив мимо, он круто развернулся, покачался на нетвёрдых ногах и, наконец обретя равновесие, торжествующе улыбнулся.
— Смотри, что у меня есть! — Попытка заглушить музыку сделала заговорщический шёпот похожим на сорванный крик.
— Мы знакомы? — уточнил Попутчик, с любопытством разглядывая нового собеседника.
— Нет. — Паренёк чуть смутился, но тут же приосанился, вытянулся во весь свой небольшой рост, решительно выпятив кадык. — Но можно же познакомиться! — Он подмигнул и протянул Попутчику раскрытую ладонь, на которой лежали две бурые таблетки, похожие на крохотные брикеты каких-то спрессованных водорослей. — Вот, за знакомство. — Он подмигнул ещё старательнее. — Меня Майк зовут.
Попутчик брезгливо поморщился.
— Отлично. Майк. Убери эту дрянь.