Странное ощущение проснулось в ней несколько часов назад, безжалостно напоминая о времени, утекающем сквозь пальцы. И, едва дождавшись обеденного перерыва, Мэй сделала то, от чего упрямо удерживалась почти неделю. То, от чего удержалась даже после разговора с Грэем. Она отправилась к Попутчику домой. И совершенно растерялась, когда дверь открыла его мать.
— Криса нет, — вздохнула Анита Гордон в ответ на смущённое бормотание гостьи, и в этой фразе отчётливо звучало непроизнесённое «опять». — Я бы предложила подождать, но не знаю, когда он вернётся. Что-то случилось?
Мэй увидела, как тревога, которую она принесла с собой, отражается в глазах стоящей напротив женщины, и торопливо замотала головой, отступая обратно за порог:
— Нет-нет, мы просто… просто работали вместе над одним проектом, и я случайно оказалась рядом и подумала: может, он дома…
— Может быть, что-то ему передать? — предложила Анита. — Сказать, что вы заходили? У него есть ваш номер?
— Нет, ничего, спасибо… Он знает, где меня найти… То есть… — Жар заливал щёки. Мэй хотелось сбежать, и одновременно — остаться здесь и ждать. Столько, сколько придётся. И лишь необходимость вернуться к работе помогла сделать выбор. — Я буду в «Тихой гавани». Если он захочет поговорить, пусть ищет меня там.
Сейчас, пересыпая кофе в холдер, Мэй думала о том, что это было очередной её глупостью — если не сам визит, то трусливый побег. Она не нашла в себе сил даже на то, чтобы узнать его номер. Побоялась, что это покажется странным? Что это вызовет больше подозрений и беспокойства, чем едва знакомая девица с панически блестящими глазами, явившаяся неизвестно откуда и неизвестно зачем? Какая чушь!
Выравнивая кофе в рожке, Мэй привычным взглядом окинула зал и едва не выронила темпер, заметив за дальним столиком Кристину Гордон.
Раз-два, три-четыре, время на исходе…
Что ж, возможно, это знак. Ещё один шанс, который нельзя упустить.
Мэй вставила холдер в кофемашину, залила молоко в питчер. Руки действовали автоматически — выбирая режим, запуская подачу пара, слегка покачивая кувшин с молоком, которому предстояло стать пышной пеной.
Решено. Эспрессо — за пятый столик, вопросы — за восьмой.
Лана появилась из кухни с подносом разноцветного печенья. Принялась не спеша перекладывать его в витую корзину.
— Уверена, что тебе это нужно? — поинтересовалась она так буднично, словно отвечать на мысли подчинённых было обычным делом. — Некоторые люди похожи на стихийные бедствия. Они опасны уже по своей природе.
— Но при этом они всё-таки остаются людьми. — Мэй посыпала поверхность кофе корицей. — Они мыслят, они чувствуют.
— Оказавшись на пути урагана, ты будешь думать о его чувствах? — Лана заинтересованно изогнула бровь. — Или всё-таки о том, как от него спастись?
Мэй задумалась. Чуть наклонив чашку, аккуратно влила в неё молоко, создавая на поверхности кофе основу будущего рисунка. Помедлила пару секунд и взялась за стальное перо.
— Мне интересны чувства стихии, которая знает, что разрушает, — произнесла она, превращая озерцо молочной пены в жар-птицу.
Когда, отнеся кофе, Мэй вернулась за стойку, Лана уже закончила с печеньем, но не уходила — будто ждала продолжения разговора.
— Мне кажется, случилось что-то плохое. — Слова сорвались с языка сами — просто потому, что не могли больше оставаться несказанными. — Или скоро случится. С ним или с кем-то другим из-за него. Мне нужно с ним поговорить.
— Даже если этот кто-то другой — ты?
Мэй не ответила. Правда прозвучала бы слишком глупо и высокопарно.
Лана вздохнула. Не то из невидимого кармана, не то и вовсе из воздуха извлекла небольшой лист бумаги и пододвинула к Мэй по столешнице. На листе был аккуратно выведен телефонный номер. Ничего больше.
— Только после смены. — Лана с напускной строгостью погрозила Мэй пальцем, а после ободряюще коснулась её плеча. — Удачи.
И скрылась за дверью кухни.
Номер Попутчика Мэй набрала, едва выйдя из кафе.
Абонент был вне зоны доступа.
* * *
Из жизни Криса последняя неделя выпала напрочь.
Ночь после бала вспоминалась урывками. Он бродил по улицам, не разбирая дороги, мечтая заблудиться, и темнота снаружи казалась ослепительно яркой по сравнению с той, что клубилась внутри. Заблудиться не получалось — он слишком хорошо знал этот город. Несколько раз ноги сами выносили к реке. Тогда Крис отворачивался и шёл в противоположном направлении. И не знал, радоваться ли тому, что способен отвернуться. И был благодарен. И эта благодарность отзывалась болью — невыносимой, почти смертельной. Глаза слезились от ветра, усталости и недосыпа. Чувство вины ворочалось и росло, сжимая внутренности. Кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота, не хватало воздуха, и Крис останавливался, втягивал его ртом, проглатывал, насильно заталкивал в лёгкие.