— Нет. До тех пор, пока ты сам в это не поверишь.
Крис смотрел вдаль — на пейзаж, знакомый до мельчайших подробностей, но каждый раз новый. Смотрел вниз — на потёртые носы своих кроссовок и на шестиэтажную пустоту под ногами. И думал о том, что всё всегда сводится к этому простому «ты сам». В конечном итоге ты сам — альфа и омега всех своих проблем. Ты сам — точка отсчёта и система координат. Другой не предусмотрено. Твои проблемы — это всегда твои проблемы. Порождение твоей сути и твоего выбора. Здесь это становилось особенно ясным, физически ощутимым. Здесь. На узкой дороге над пропастью — где его жизнь принадлежала лишь стойкости старого камня, ветру и случаю. Здесь. На холодной серой крыше — где его жизнь принадлежала лишь ему. Никому больше.
— Я очень испугалась, — заговорила Мэй. — Тогда, на балконе. Ты был таким… Незнакомым. И очень убедительным. То есть… До этого сложно было представить, что ты можешь стать таким, а потом — так же сложно было представить, что ты опять можешь измениться. И даже когда я поняла, что случилось… Я же не знала толком, как это работает. И я подумала, что, может быть, это навсегда, и что я никогда больше не увижу тебя прежним. Настоящим. Сейчас мне кажется, что это было самым страшным, хотя тогда, наверное, ощущалось иначе. И потом, после… Я почти поверила, что это тебя сломает. Я боялась, что ты не сможешь вернуться и собрать себя заново — таким, каким я тебя знаю. Боялась, что когда я тебя снова увижу, ты будешь другим. Или мой взгляд будет другим. — Она улыбнулась. — Но ты остался собой. Я узнаю тебя во всём, что ты делаешь, во всём, что ты говоришь. Ты не смог бы остаться таким, если бы это не было настоящим.
Он этого не заслужил. Нет, он абсолютно точно этого не заслужил. Когда ему выставят за это счёт, ему просто нечем будет расплатиться.
Крис вдохнул мягкий лесной воздух — медленно и осторожно, словно тот мог воспламениться в лёгких от слишком резкого движения.
— Я никогда не знаю, правильно ли я себя собрал, — сказал он. — И смогу ли собрать ещё раз. Мне кажется, что я непрерывно решаю какое-то дико сложное уравнение. Какую-то задачу с кучей неизвестных. И уже накосячил везде, где только мог, и своими ошибками спутал и условия, и вопросы, и переменные… И теперь, даже если я найду ответ, я никогда не пойму, правильный ли он, потому что я не знаю, где ошибался, и на что это повлияло, и как всё задумывалось изначально… Но самое неприятное…
— …то, что ты никогда не сможешь решить эту задачу раз и навсегда. Потому что тебе постоянно приходится искать себя в потоке чего-то наносного, чужих сил и эмоций… И этот поток тебя меняет, а значит — меняет условия.
Крис наконец повернул голову и посмотрел на Мэй прямо. Её слова были удивительно точными, и он не сразу догадался, почему.
— Я эмпат, — напомнила она, заметив в его взгляде вопрос. — Мне тоже многому пришлось учиться. Мне было лет шесть или семь, когда я впервые почувствовала кого-то другого. До этого я, кажется, вообще не осознавала, что люди вокруг — такие же, как я. Они были чем-то вроде декораций. Ну или игровых персонажей, которые существуют просто потому, что главному герою нужно какое-то окружение. А всякая там вежливость и нормы поведения, положенные «хорошей девочке»… Это как правила игры и способ заработать призы. Или не потерять баллы. В общем, когда вдруг выяснилось, что люди вокруг чувствуют ничуть не меньше, чем я, и чувствуют иногда такое, чего я даже вообразить себе не могу… Это было, мягко говоря, шоком.
— Мир как-то сразу стал слишком большим и сложным, — тихо сказал Крис, и Мэй кивнула.
— Причём резко и неожиданно. Я растерялась и запуталась. И тогда бабушка сказала, что мир, и люди в нём, и все их мысли и эмоции — это один большой узор. Как будто огромное вышитое полотно. И что у каждого в нём — свой цвет и своя нить. И что когда я эту нить почувствую, смогу делать с ней что угодно — хоть перекрасить, хоть узлом завязать… Только потерять не смогу, потому что это моя суть, а её потерять невозможно, даже если я сама не знаю, в чём она заключается. Так что… Как бы ни менялись условия твоей задачи, ты всё равно решаешь её через одни и те же константы. И вот они как раз и есть самое важное. Потому что ты — не ответ. Ты — способ решения.
Мэй замолчала, и Крис тоже заговорил не сразу. Он обдумывал её слова, взвешивал на внутренних весах, примерял, как непривычные линзы.
— Хотел бы я познакомиться с твой бабушкой, — улыбнулся наконец. И пожалел о слетевшей с языка фразе прежде, чем собеседница успела ответить. Улыбка погасла сама собой. — Мне нужно было промолчать, да?