Ничего.
Все было опрятно, учитывая, что любое пространство, заполненное коробками, точно не будет выглядеть аккуратно. Было также удивительно чисто. Но это был не дом. Даже близко к этому. Даже не холостяцкая берлога.
Это было похоже на место, чтобы время от времени останавливаться и хранить вещи.
Это заставило меня чувствовать себя неловко.
Что не заставило меня чувствовать себя неловко, так это когда Шай вернулся в комнату со своей байкерской грацией, выставив грудь напоказ.
Как только я увидела его, я встала на колени и подошла к краю кровати.
Шай, его глаза смотрели на меня, его лицо смягчилось, когда он сделал именно то, что я хотела. Он подошел прямо ко мне.
Я обняла его и прижалась губами к его груди.
Он обвил одной рукой мою шею, а другой скользнул в мои волосы, обхватывая затылок.
Вот оно снова, это чувство.
Любимая.
Правильно.
Я оторвала губы от его кожи и положила туда подбородок, увидев татуировку «любовь умирает».
Я видела две татуировки на внутренней стороне его предплечий, и подозревала, что, как и всех братьев, у него была эмблема «Хаоса» на спине. Эти три татуировки были у всех братьев, две татуировки Шай выбрал набить на предплечьях, остальные могли набить где хотят. Эмблема клуба у него на спине, у всех ребят она была на спине. Они получали татуировку на спину в ту минуту, когда клуб голосовал за их полное членство.
Никогда не видя его груди, я не видела единственную татуировку, которая не имела никакого отношения к «Хаосу».
– Любовь умирает? – тихо спросила я, поднимая на него взгляд.
Его рука мягко вцепилась в мои волосы, а пальцы на моей шее слегка впились, и он разбил мне сердце, когда тихо ответил.
– У меня были мама и папа, которых я любил, они умерли. У меня был любимый дядя, который не защитил нас от этой суки, и эта любовь тоже умерла. Однажды ночью когда мне было семнадцать, я слушал, как они ссорятся, а она все еще жаловалась на то, что им нужно кормить еще два рта, одевать еще два тела, чтобы они не могли поехать на Гавайи или еще куда-нибудь, и я знал, что на следующий день ее настроение испортит мне неделю, потому что она всегда вымещала это дерьмо сначала на нем, а потом на нас. Он не прикрывал наши спины во время ссоры, и я знал, что он не будет прикрывать наши спины на следующий день. В ту ночь моя любовь к нему умерла. Я держался, но она ускользнула. У меня было поддельное удостоверение личности, чтобы покупать выпивку, поэтому я вылез из окна и пошел в круглосуточное тату-заведение, – он поднял руку, указывая на татуировку. – И написал это на себе чернилами.
Мой взгляд переместился на татуировку, но вернулся к Шаю, и я немного отодвинулась, когда он слегка наклонился.
Его лицо приблизилось, и он продолжил.
– Я был молод, зол и глуп, сладкая. Я больше не верю в это дерьмо. Но чернила есть чернила, они не исчезают. К сожалению, это напоминает мне о дерьмовом времени в моей жизни каждый раз, когда я вижу ее, – он усмехнулся. – Это также напоминает мне не делать ничего глупого, когда я зол.
Я усмехнулась в ответ.
– Хороший жизненный урок.
Его улыбка исчезла, и он пробормотал.
– Не уверен, что я этому научился.
Я знала, о чем он говорит, поэтому прошептала.
– Шай, не надо. Мы оба облажались и, очевидно, так будет постоянно.
Он прикоснулся своим лбом к моему и вздохнул, прежде чем приказать.
– Двигайся Табби. Я забираюсь на кровать.
Я подвинулась. Шай забрался на постель, а потом забрал меня. Положив голову на подушки, он притянул меня к себе и повернулся так, чтобы лежать на боку, его тело было согнуто в талии и коленях, а мои бедра покоились на его коленях, моя спина на кровати, голова на подушке. Шай приподнялся на локте, облокотил голову на ладонь и устремил на меня взгляд.
– Розали, – пробормотал он.
Вот дерьмо.
Я напряглась, и его взгляд скользнул по моему лицу, в то время как другая рука коснулась моего живота и скользнула вниз, притягивая меня и прижимая ближе к его телу.
Он продолжал говорить.
– Примерно час назад мы встречались. Теперь это не так.
– Шай... – начала я, и его рука на моей талии сжала меня.
– Дай мне закончить, детка, – когда я закрыла рот, он продолжил. – Это было неприятно, для нее это было неожиданно, и она не разозлилась. Ей было больно. Со злостью легко справиться, с болью намного тяжелее. Это отстой. Все кончено. Она милая, сладкая, красивая, она найдет кого-нибудь другого.
– Хм... – начала я нерешительно, – честно говоря, приятно знать, что ты поговорил с ней до того, как мы... официально начали все это, я должна признать, что не уверена, что то, что ты готов полностью избавиться от нее наполняет меня радостью.
– Я понимаю, Таб. Чего ты не понимаешь, так это то, что она – это не ты, – ответил он, и я моргнула, а потом в моем животе потеплело.
Когда я ничего не сказала, он снова сжал меня и продолжил.
– К концу нашего разговора она призналась, что думала о нас с тобой. Время, которое я провел с тобой. Когда я уходил от нее, чтобы ответить на твои звонки. Как ты исчезла на месяц, и я был в дерьмовом настроении весь этот месяц. Ничего из этого я от нее не скрывал. Я знал, что мои мысли были только о тебе, но понятия не имел что и в твоей голове происходит то же самое. Видя, что я знаю, как к тебе отношусь, в конце концов, я перехитрил ее. Это было не круто. Я должен жить с этим. Ты в моей футболке, в моей постели, я думаю, поможет.
– Это довольно жестоко, Шай.
– Это жестоко, но это реально, и лучше, чтобы дерьмо было сделано для нее, для меня и для тебя, чтобы мы все могли двигаться дальше, а я не тащил кота за хвост в бессмысленной попытке смягчить удар для нее, что, в конце концов, только сделает дерьмо еще более дерьмовым.
– Да, но мы с тобой движемся к чему-то хорошему, и, очевидно, поскольку это продолжалось некоторое время для вас двоих, когда она начала это с тобой, она тоже думала, что движется к чему-то хорошему, – указала я.
– Я видел тебя, – ответил он, и моя голова склонилась на подушку, когда я почувствовала, как мои брови сдвинулись.
– Прошу прощения?
– С тем парнем за пределами округа Колумбия. На тебе было красное платье.
Мое сердце сжалось, я почувствовала, что мои глаза стали большими, и я уставилась на него.
Я вспомнила ту ночь. Это была ночь, когда Джейсон взял меня, чтобы увидеть «отверженных».
– Ты меня видел? – спросила я.
– Ты была одна, выглядела красивой, но потерянной. Ты увидела его, он подошел к тебе, ты наклонилась к нему, поцеловала его, заставила его смеяться, а потом он поцеловал тебя. Я видел это. Все это.
Вау, он действительно видел это, и он помнил это лучше, чем я, пока он просто не напомнил мне.
Я не знала, что делать с этим или напоминанием о Джейсоне, когда я ни разу о нем не подумала. Ни разу. Ни разу с тех пор, как Шай ворвался в мою квартиру.
Прежде чем я успел что-то понять, Шай продолжил говорить.
– Мне это не понравилось, – заявил он.
– Не понравилось что? – спросила я, не поспевая за ним
– Видеть тебя с другим парнем. Мне это не понравилось.
Моя рука скользнула вверх по его руке на моей талии, и я прошептала.
– Шай, милый, я не...
– Я чувствовал твой вкус во рту, такой сладкий, в течение четырех лет. Твоя злоба и ненависть ко мне сделали этот вкус таким же горьким, как и сладким. Не понимал, что я чувствовал, пока не услышал, что ты собираешься замуж. Тогда я понял, что потерял тебя. Не знаю, как это случилось, просто знаю, что это случилось. Видеть тебя с другим парнем глубоко ранило меня. Потом ты потеряла его, и я почувствовал это. Даже будучи далеко, я это почувствовал. И когда ты позвонила мне, я понял, что если не соберусь с мыслями, то пустые киски и вечеринки останутся со мной до конца моей жизни, и у меня никогда не будет женщины, которая пропадет без меня, – его рука переместилась с моей талии на щеку, и его голос стал тихим, когда он сказал, – просто найти смысл во всем этом, найти женщину, которая всегда будет рядом а не временно как та же Розали. Смысл в том, чтобы иметь это чувство, быть способным дать этот дар, работать над тем, чтобы сохранить его хорошим, чтобы моя женщина никогда не чувствовала себя потерянной, потому что она знает, что никогда не будет без меня.
Я закрыла глаза, и мои пальцы судорожно сжались вокруг его предплечья.
Это было прекрасно, удивительно, правильно, и самое лучшее в этом было, если я не ошибаюсь, он хотел дать мне это.