– Мои серьги, – усмехнулась она, и грудь Шая начала гореть.
Эта сука еще не закончила.
– Не так уж много я получила за то, что взяла тебя к себе, но, по крайней мере, получила хотя бы их.
Шай уставился на нее. Затем он повернулся к дяде.
– Я не уйду без этих сережек.
– Паркер... – начал дядя.
– Я звоню в полицию! – громко объявила его тетя.
Шай проигнорировал ее и повторил:
– Я. Не уйду. Без. Этих. Сережек.
Он смотрел, как его дядя сглотнул.
Шай пристально посмотрел ему в глаза.
– Ты отдашь мне эти серьги, или, клянусь Богом, ты не увидишь конца этому. Я сделаю каждый гребаный день твоей жизни несчастным, заставлю тебя задаваться вопросом, что я устрою в следующий раз. Ты будешь знать каждого из моих братьев, и ты будешь знать их хорошо, потому что они сделают своей миссией сделать тебя, эту суку и твоих никчемных детей несчастными. Так что контролируй эту чертову женщину, забери у нее этот чертов телефон и отдай мне серьги моей матери.
– Эллен, положи трубку, – немедленно сказал дядя.
– Не буду, – отрезала она.
– Женщина, положи этот чертов телефон, – отрезал он, шокировав Шая, который никогда, ни разу не слышал, чтобы его дядя так с кем-то разговаривал. Особенно с его тетей.
Шай не смотрел на суку, но почувствовал, как воздух в комнате, и без того напряженный, стал тяжелым.
Он услышал, как бросили трубку на место, а затем его дядя приказал.
– Принеси Паркеру серьги его матери.
– Тим, это...
– Не надо, – прошептал дядя. Он глубоко вздохнул, не отрывая взгляда от своей женщины, и продолжил. – Долгие годы ты давила на меня из-за этого. Дай мне хоть немного покоя. Дай Паркеру немного покоя. Просто отдай ему серьги его матери.
Наступила тишина, затем движение и шипение.
– Это просто невероятно.
Шай отодвинулся в сторону, не желая находиться рядом с ней.
Прошло несколько мгновений, и он почувствовал, что она стоит рядом.
– Ну? Возьми их, – отрезала она.
Его глаза переместились на нее, она посмотрела в них и вздрогнула.
Он снова посмотрел на дядю.
– Мне понадобится сумка.
– Ты хочешь, чтобы мы завернули серьги, чтобы ты мог взять их? – ехидно спросила она.
Шай снова посмотрел на нее.
– Я хочу, чтобы ты хоть раз убрала свои проклятые клыки, и под этим я подразумеваю, заткнись на хрен.
– Я знала, что ты был плохим семенем, – парировала она.
– Как обычно не обращаю ни малейшего внимания, – ответил Шай.
– Неужели? – с сарказмом спросила она. – О. Правильно. В кругах, где ты вращаешься, угрожающие ночные визиты, вероятно, обязательны.
– Нет, но когда они случаются, это весело, – небрежно ответил Шай.
Она фыркнула.
– Эллен, пожалуйста, принеси ему сумку, – вмешался дядя.
Она бросила на дядю разъяренный взгляд и вышла.
Шай посмотрел на свои ботинки.
– Есть ли что-то, что побудило тебя прийти сегодня вечером, Паркер? – спросил дядя, и Шай посмотрел на него.
– Да, – ответил он.
Его дядя ждал. Шай молчал.
Мужчина попробовал снова.
– Лэндон дома в безопасности?
– Да, – подтвердил Шай, но больше ничего не сказал.
– Ну, слава Богу, что так.
Шай не ответил.
Его дядя поднял руку в его сторону.
– Сынок, я...
– Оставь это, – отрезал Шай, и он закрыл рот.
Секунды текли незаметно.
Потом дядя попробовал еще раз.
– Может быть, пока твоей тети здесь нет, нам стоит найти время, чтобы сесть и поговорить.
– И, возможно, этого никогда не случится, – ответил Шай. – Может быть, мне больше нравится знать, что мой брат – солдат, храбрый человек, рискующий своей задницей ради этой страны. Может быть, мне нравится знать, что у меня есть женщина, есть дом, и скоро мы создадим семью. Может быть, мне нравится знать, что ты знаешь, что у тебя нет ничего общего с тем хорошим, что есть у нас, с тем хорошим, которое пришло к нам, с тем хорошим, которое мы заслуживаем, с тем хорошим, которое мы создадим. Может быть, мне нравится знать, что ты знаешь, что мы должны были бежать из этой тюрьмы, чтобы найти это хорошее. Может быть, мне нравится знать, что твоим детям на тебя наплевать, потому что они думают, что ты такой же слабый, как думаю об этом и я, и у них есть время только на свою мать, потому что они знают, что она даст им то, о чем они просят.
Глаза дяди вспыхнули, и Шай понял, что его цель верна.
– Держу пари, эти придурки даже не присылают поздравительных открыток, – продолжил Шай.
– Не думай, что я ни о чем не думал, когда вы, ребята, ушли и...
– Мне все равно, что ты думал, когда нас не было, – перебил его Шай. – Твое время думать и действовать, бл*дь, было, когда мы терпели издевательства здесь.
Он увидел, как дядя закрыл глаза, чувствуя себя побежденным, и услышал, как тетя возвращается по коридору. Шай двинулся к двери, останавливаясь и поворачиваясь к дяде.
– Последнее, и самое лучшее, и это не «может быть», а «определенно». Мне нравится знать, что ты закончишь свою жизнь рядом с ней. Ты заслужил это дерьмо. Это то, что каждый получает от нее. Это все, что она может дать. Дерьмо.
Он услышал, как его тетя задохнулась от обиды, повернулся к двери, когда она скользнула внутрь, осторожно двигаясь, как будто оттого, что она будет с ним рядом, ее арестуют.
Шай протянул руку, выдернул сумку из ее рук, открыл ее, заглянул внутрь и пересчитал коробки.
Когда ему нужно было немного передвинуть коробочки, чтобы сосчитать их, его тетя резко сказала.
– Там все коробочки.
Шай посмотрел на нее, потом на дядю.
– Не все. Я приеду еще раз.
Затем, не глядя больше ни на кого из них, он убрался оттуда к чертовой матери.
***
Он ехал домой, чувствуя что-то, чего не ощущал и не чувствовал ни разу за шестнадцать лет.
Он понял, что это было, когда добрался до квартиры Таб и увидел ее электрическую синюю машину, сияющую в свете уличных фонарей, освещающих парковку.
Он чувствовал себя свободным.
Это чувство было всепоглощающим, оно переполняло его, вытесняя все остальное и не ничего, кроме этого.
Он чувствовал свободу.
Гребаную свободу.
Шай соскочил с байка, подбежал к лестнице, поднялся, перепрыгивая через две ступеньки и повернул ручку двери. По свету, пробивавшемуся снизу, он понял, что дверь не заперта.
Он вошел и увидел, как Табби свернулась калачиком на диване.
Она мгновенно вскочила на ноги, как только увидела его. Глядя на него с озабоченным, настороженным, даже испуганным выражением лица, она прошептала.
– Шай.
Он закрыл дверь, повернулся, запер ее и снова повернулся к ней.
Свободен.
Он был свободен.
Он думал, что его братья дали ему это, и так и было.
В то же время это было не так.
Настоящую свободу дала Табби.
Он направился к ней.
– Спальня, – прорычал он. – Раздевайся по дороге.
Она дернулась, не больше не пошевелилась.
Шай обогнул кресло, намереваясь подтолкнуть ее, чтобы она шла туда, куда он хотел, и когда был в футе от нее, она споткнулась и начала пятиться назад.
– Иди в спальню и раздевайся, Табби.
– Шай, я... что...? – она склонила голову набок, когда он обошел ее и изменил направление, подталкивая ее вниз по коридору. – Ты в порядке? – спросила она.
– Ты не будешь раздеваться.
Она облизнула губы, и Господи, его самоконтроль висел на волоске.
– Одежда, Табби, – прорычал он, подталкивая ее в сторону спальни.
Он провел ее через дверной проем спальни, и она остановилась, когда ее ноги коснулись кровати.
Шай тоже остановился.
Табби выдержала его взгляд.
Потом она сказала.
– Я люблю тебя.
Только тогда она стянула с себя рубашку.
Шай сделал глубокий вдох, закрыл глаза, открыл их, бросил сумку с украшениями матери в изножье кровати, сдернул свою собственную футболку, а затем сделал выпад, увлекая ее на кровать.
Он без колебаний завладел ее ртом.
Затем, без колебаний, взял ее.
Шай не терял времени, избавляясь от их одежды, а затем использовал руки, рот, язык, зубы, колени, бедра, все, что у него было, чтобы взять все, все, что он мог получить.
Ему не нужно было уговаривать ее, она сама отдалась ему.
И он взял все, что она предлагала.
Не заняло много времени, чтобы он стал готов, она тоже была чертовски готова, он знал это, по тому как она задыхалась, поэтому он передвинул ее, переместился на колени, сдвинул ее к спинке кровати и ворвался внутрь.