Выбрать главу

Как Айс, как я – и как наш добрый хозяин, Проныра…

- Ну-ка, ну-ка, – мурлыкнула она, выглядывая в коридор и улыбаясь ласково, как голодная волчица, – что это вы тут затеяли?

- Я, – ответил Манар, – намерен поучить тёмного вежливости.

- О! И как именно?

- Руками… красавица. Этими вот руками.

- О! Я должна это видеть! А вы продолжайте отрабатывать задание! – совсем другим тоном рявкнула Колючка своим ученикам. После чего закрыла за собой дверь и присоединилась к группе Векста. Ещё одна пара любопытных глаз.

А меня захватил вопрос: почему Колючка так странно отреагировала на обращение Манара? Правду сказать, невнимательный слушатель ничего удивительного в этом не нашёл бы: инструктор по владению холодным оружием действительно была редкостной красавицей. Этакой валькирией южных кровей, до срока припрятавшей крылья и конспирации ради летающей только на мётлах (хе-хе!). Но ламуо, помогая заглядывать в суть, нашёптывало мне: называя Колючку красавицей, Манар заменил этим словом некое иное обращение, которое могло бы раскрыть их тайную связь, какое-то – отнюдь не любовное! – сродство. И об этом сродстве знали оба, иначе Колючка совсем по-другому отреагировала бы на сказанное.

Как я имел удовольствие заметить, всякий льстец, вздумавший называть её красавицей, несравненной, чудесной и далее по списку дежурных комплиментов, рисковал нарваться либо на вулканический ответный флирт, либо на жёсткий, способный травмировать отпор… а то и гремучую смесь того и другого.

Так. Выходит, Манар не так прост, как могло бы показаться?

Учту.

Никакой разминки перед поединком не последовало. Мы просто скинули обувь и большую часть одежды (я остался в шортах, мой оппонент – в штанах а-ля хакама), после чего Манар в буквальном смысле наскочил на меня, загоняя в угол. Несмотря на всю свою настороженность, такого напора я не ожидал. Получив пяток довольно болезненных тычков – противник целил по уязвимым точкам, не стесняясь бить в нервные центры – я отбросил всякую снисходительность и взвинтил темп. Но переключение на нечеловеческую скорость вызвало у Манара не страх, а лёгкую ухмылку. Он ушёл в оборону, а я обнаружил, что его сила и скорость моим ничуть не уступают.

Пребывание в "родильном бассейне"? Собственные навыки боевого целителя, улучшившие тело до пределов, естественным образом недостижимых?

Я сделал то, что следовало сделать уже давно: углубил восприятие, одновременно расширяя его до изученного максимума. Время почти застыло. Полёт пылинок, по которому я мог читать завихрения воздуха от наших резких движений, переливчатое сияние внешних слоёв аур, грохот текущей по жилам крови и пульсация эши– я объял своими чувствами весь мир. Это была ещё не магия, не взгляд в Глубину, всего лишь мгновенное медитативное сосредоточение. Но результаты его можно было смело называть нечеловеческими.

Основанием языка я почувствовал кислый, как электрод под напряжением, страх Векста. Он взвинтил темп восприятия, но всё равно плохо понимал происходящее… и это непонимание было поровну разделено между мной и моим противником. Я почувствовал один на двоих игольчато-острый азарт учеников Полуденного, болеющих за "своего" и только начавших понимать, что этот самый "свой" на самом деле не тот, за кого они его принимали. Я почувствовал спокойную веру Лады, полностью полагающейся на мою способность контролировать ситуацию. Я почувствовал упругую, очень плотную сосредоточенность Колючки – уж ей-то не нужна была магия, чтобы не только считать нанесённые и отбитые удары, но и анализировать, сравнивая, рукопашную технику обоих – и меня, и Манара. Также я почувствовал за её плечами некую тёплую тень…

Но главное – Манар. Мой противник.

М-да.

В режущем сиянии новой ясности я ощущал оппонента как слиток противоестественных начал. Если бы я мог наблюдать наши танцы со стороны и неторопливо подбирать наиболее подходящие сравнения, я сказал бы, что похож на терминатора модели Т-800, с заранее известным результатом пытающегося заломать голыми руками жидкометаллического Т-1000. Я обладал силой, гибкостью, быстротой и уже отчасти освоил физику дополнительных возможностей своего нового тела… но Манар словно родился нелюдью. Он умел ходить на руках и выделывать акробатические номера там, где я был способен, самое большее, ковылять и махать руками. А его техника рукопашного боя оказалась лучше моей – и отлично адаптирована к усовершенствованиям, обеспеченным магией! – настолько же, насколько реактивный истребитель вертикального взлёта, напичканный авионикой последнего поколения, лучше биплана с бензиновой тарахтелкой в качестве движка и с обшитыми тканью деревянными крыльями. Я бы не сильно удивился, если бы Манар смог предпринять нечто даже против меня-вампира… а уж без магии мои шансы против него составляли величину строго отрицательную.

Обычно бой профессионалов длится секунды. Много – минуту-две. Бой профессионала с любителем длится ровно столько, сколько захочет профессионал.

Обмен ударами затягивался. Я не понимал, чего хочет от меня противник, зачем ему это нужно – прощать мои ошибки, медлить, разрывать дистанцию после первого же выпада, обходящего или пробивающего мои неуклюжие блоки. Я не понимал… и незаметно даже для себя самого воспользовался ламуо. В конце концов, что такое поединок – под определённым углом зрения – как не обмен репликами на языке тела? Желая понять Манара, я переступил ограничения на использование искусства друидов… или я просто стал достаточно хорош в нём, чтобы даже на драку взглянуть как на разговор? Или, как вариант, не успевшее остыть в памяти общение с Ладой напомнило мне о возможности сочетать несочетаемое, выходя за пределы привычного?

Как бы то ни было, я спроецировал ламуона рукопашный бой.

И рисунок боя изменился.

Я по-прежнему безнадёжно отставал от противника. Бессмысленно было бы ждать чуда, способного разом сократить колоссальную разницу в наших навыках. Но мне начало удаваться то, что в начале схватки было бы невозможно в принципе. Пусть заикаясь, мямля и неуверенно копируя "реплики" вместо того, чтобы создавать свои собственные аргументы, но я стал отвечать Манару, уже не замыкаясь в угрюмом "молчании". Более того: понемногу, с глупыми ошибками, стоившими мне всё новых и новых синяков, я начал видеть перспективу. Чувствовать стиль противника, предвидеть некоторые из его действий, заглядывать в ещё не случившееся и читать в нём бледнеющие варианты развития событий.

Даже техника моя изменилась, подстраиваясь под новые возможности. Я стал меньше прыгать, даже уходя от подсечек – смерти подобны прыжки при том сверхъестественном темпе, в котором шёл наш "диалог" – но больше стелиться над самым полом, резче (резче! ещё резче!!) меняя направление движения.

Манар не мог не заметить перемен. И в изящном рисунке его движений я прочитал полное одобрение мне, сумевшему совершить небольшой прорыв в искусстве рукопашного боя. Подождав ещё немного и убедившись, что ждать от меня нечестной игры (то бишь заклятий) или новых прорывов бесполезно, он тремя ударами и одним броском вышиб из меня дух.

На долю секунды я потерял сознание. Моргнул, созерцая потемневшие от времени балки потолка. Моргнул ещё раз. И крепко ухватился за символически протянутую мне руку бывшего противника – протянутую, чтобы помочь мне подняться.

- Ну, я пошла, – объявила Колючка.

- По… постой! – прошептал я (говорить в голос я ещё не мог).