Ну да, ну да. А я сам? Совсем старичок, ага. В лишённом возраста юном теле, да ещё рядом с такими монстрами, как та же Сьолвэн, назвать себя старичком иначе как в шутку невозможно.
Вот это уж точно сарказм чистой воды.
Я видывал немало границ доменов. Даже больше, чем пересёк. Так что материал для сравнений у меня имелся обширный.
Вот, скажем, самая первая граница.
…степь, степь, степь — без края и без конца, во все стороны. Только попав в Пестроту, я по-настоящему понял, почему степь так часто сравнивают с морем. Но сравнение всё же хромает: море нельзя пересечь без корабля, не утонув; степь же вполне поддаётся преодолению решительным пешеходом на природой подаренных двух ногах. Вот уже много дней я иду, и иду, и иду вперёд — но эффекта от телодвижений, считай, что нет. Не меняется степь, кипит и переливается над головой пестрота, а я, живая букашка, зажатая меж степью и небом ближе к первой, ощущаю себя, как мореплаватель, сброшенный с судна.
Травы встают часовыми почти в мой рост, шуршат и шепчутся, навевая подозрения о новом, странном смысловом наполнении словосочетания "мыслящий тростник". Пахнет лугом. Пахнет до одури, до танца теней перед глазами, до растворения в этом запахе. Налетает ветер, пригибает соцветия и колосья, длинные метёлки и растительные хлысты — да, уж ему-то, ветру, привольно здесь и легко, вольному летуну эти запахи, что младенцу его погремушки! А у меня перед глазами от мельтешения трав — искры, всполохи, искры иных цветов… и волны, волны, пологие волны ста тысяч оттенков зелени!
Пчёлы гудят, мухи жужжат, пасутся стада каких-то а-ля сайгаков, но при этом ничего, в сущности, не меняется. И далеко не сразу, лишь с опозданием в целую минуту понимаю я: мне не показалось, идти и впрямь стало малость легче. Градиент напряжённости меж Светом и Мраком здесь уменьшен, а значит, я уже в другом домене.
Но я по-прежнему — букашка на зелёном ковре степи… мыслящая, чувствующая, упорная, но всё равно, неизбежно и очевидно — маленькая, маленькая, маленькая…
Или другая граница.
…Караван подошёл к КПП на границе условной ночи и столь же условного утра. Всё это организованно-хаотичное сборище фургонов, слуг, тяг-тянушек, дурных запахов, суетливых сверх меры купцов (и купцов чуть излишне спокойных), громких выкриков, пыльных колёс, гарцующих на химерах "внешних" охранников и охранников-магов "внутренних", таких, как я — встало. И вот уже довольно долго стоит. Как большая, очень большая… да чего мелочиться — как прямо-такигигантская гусеница наоборот.
Движение гусеницы обычно начинается с, говоря деликатно, кормы и прокатывается волной движения до головы. Основная часть гусеницы неподвижна. Так и караван, протягивающийся по фургону, много — по двум в устье КПП Попутного патруля. Только его движения, подобные перистальтике кишечника или, чтобы ему польстить, напоминающие судороги длинных пробок в час пик, начинаются с головы и доходят до хвоста с задержкой.
Скучно.
Однако время, хвала его поползновениям, не стоит на месте. Вот и наш фургон с грехом пополам добирается до границы, дабы подвергнуться досмотру.
Взмыленный чиновник, мелкое щупальце то ли администрации местного тарра, то ли управы влиятельного клана, мне лень вникать, косится на патрульных, в своей Текучей Броне с закрытыми шлемами подобных не то рыцарям, не то, скорее, робокопам. Оно и понятно: Попутный патруль не вмешивается в дела территорий, но будешь вымогать мзду сверх нормы слишком рьяно — и на твоё место мигом найдётся другое щупальце того же спрута. А не будешь вымогать — так на что семью кормить, господа? Что складывать в кубышку, чем радовать любовницу и платить за мелкие, широко распространённые, почти не осуждаемые грешки?
Но до чиновника мне дела нет, как и ему до меня. Нам с патрульными надо потолковать о своём, о магическом.
— Кто таков?
— Рин Бродяга, временно нанятый охранник. Злобных планов не вынашиваю, контрабанды не везу, путешествую по своим делам.
— Бродяга, значит? Хе. А быстро ты пересёк домен.
"Следили, стало быть. Вписали в базы данных…"
— Он не первый и не последний.
— Ну, тогда двигай дальше, Бродяга.
Ещё пять минут суеты, и фургон, на котором я сижу по правую руку от возницы, тихо перекатывается через невидимую и неощутимую иначе, чем при взгляде в Глубину, границу. Вот и новый домен, название которого я даже не успел запомнить. То есть будет нужно — вспомню, конечно, техники друидов хороши в работе с памятью, но… я ведь не лукавил.