«Лучше пусть ствол будет у тебя, когда он не нужен, чем в нужный момент его не окажется.»
Он сам любил повторять эту фразу. Просто, когда сидишь за столом, рукоятка очень больно врезается в живот. Просто очень спешно собирались. Просто…
Зураб прошел мимо парадной. Легко. Не замешкавшись. Словно ничего его с ней не связывало.
Солнце жгло лицо, уши, щеки, лоб, шею, руки…
Зураб спокойно брел по раскаленному тротуару.
До машины было шагов десять. Мальцев смотрел своим невыразительным взглядом.
Ледогоров поймал спину Зураба в зеркале стоящей у тротуара «Ауди». Казалось, что на ней висит рюкзак в сто килограмм. Он повернулся и пошел обратно.
Солнце жгло лицо, уши, щеки, лоб, шею…
Зураб по диагонали перешел дорогу и непринужденно осмотрелся, словно хотел убедиться в отсутствии машин.
Их разделяло метров тридцать. Улица была почти безлюдной.
Двадцать пять.
Солнце жгло лицо, уши, щеки, лоб…
Подташнивало. Асфальт сам стелился под ноги.
Двадцать.
Солнце жгло лицо, уши, щеки…
Ноги стали воздушными. Дома по краям дороги парили в жаркой синеве.
Пятнадцать.
Солнце жгло лицо, уши…
Зураб бросил взгляд через плечо и завозился во внутреннем кармане диджака. Капельки пота стекали в глаза, туманя взгляд.
Десять.
Солнце жгло лицо…
Безвольно обвис флаг какого-то консульства. Толстый сержант ковырял бородавку на носу.
Пять.
Солнце жгло…
Зураб не выдержал и обернулся.
— Стоять! Милиция!
Вода была теплой и вонючей. Ледогоров еще плеснул себе в лицо и глянул в зеркало. Бывало и хуже. Причем намного. В коридоре столбами вилась пыль. Угрюмый Полянский как всегда сидел на столе.
— Ну а дальше?
— Дальше я кидаюсь ему на спину, тыкаю пальцем в спину, пытаюсь повалить и кричу: «Зура! Спокойно! Не дергаться!»
— А он?
— Он. Он падать не хочет. Молчит и пытается освободиться. Я его подсекаю и мы валимся. Причем возимся в метре от постового у консульства. Я ему кричу: «Помоги! Я опер!» А он: «А я откуда знаю!». Этот брыкается как лось, а сержант глазеет и головой качает: «Не могу оставить пост».
— Морамой!
— Не говори! Хорошо Мальцев издалека увидел, бросил «тачку», бабу и рванул на помощь. Вдвоем еле спеленали.
Полянский посмотрел на часы. Ледогоров грустно разглядывал разодранные ниже колена джинсы.
— Потом, конечно, начальство из консульства набежало. Не провокация ли? Не политический ли инцидент? Хотел я сказать: «Кому ваша Венгрия нужна!» У тебя когда автобус?
Полянский снова посмотрел на часы.
— Уже пора двигать. Саня! Ты извини… Кто ж знал… Жанка там на лампочке. Она мать боготворит, а тут инфаркт.
Ледогоров махнул рукой.
— Ты чего паришься? Езжай спокойно. Все главное мы уже сделали. Вернешься к премии.
— Сань…
— Отстань! Родные — это святое.
Полянский спрыгнул со стола.
— Побежал! Еще домой. Артура я предупредил. Надо ж так. Два дня из отпуска и…
— Забей! — Ледогоров обнял Полянского. — Ни пуха!
— К черту! Береги себя! Да! Чуть не забыл. Антон заезжал — деньги в ящике стола.
Хлопнула дверь. Ледогоров остался сидеть на топчане, устало вперившись взглядом в висящую на спинке стула «кенгурушку» со стволом.
Солнце жгло…
— Леня! Ты начал?
— Да.
— Нормально говорит?
— Пока да.
— Ладно. Я с задержанным в кабинете.
— Хорошо.
Ледогоров положил трубку.
— Вера? — негромко спросил Зураб. Он сидел напротив, положив на колени скованные «браслетами» руки. От их недавней схватки у него остались ссадина на подбородке и надорванный лацкан пиджака.
— Какая Вера? — Ледогоров почти искренне вздернул брови. За Зурабом приезжала патрульная машина. Муратову он не видел. Катьку тоже перебазировали на третий этаж, где она ждала подругу у кабинета следователя.
Задержанный улыбнулся.
— Да ладно. Я и так понял. Больше некому. Так?
Он был не похож на других кавказцев. Ни лицом, ни поведением. Ледогоров не ответил и открыл новую пачку «Винстона».
— Кури.
— Спасибо. Мои, видно, выпали.
Курил Зураб длинными, глубокими затяжками, подолгу не выпуская дым. Ледогоров поворошил разложенные на столе документы.
— Ну что? Кобалия Зураб Георгиевич, разговор будет?
— О чем?
— О покушении на Рафика Галустяна.
Кобалия пожал плечами.
— Не знаю такого.
Ледогоров рассмеялся.
— Я тебе напомню.
Уже порядком помятая фотография легла на крышку стола. В лице Кобалии ничего не изменилось.
— Кто это?
— Хороший вопрос. Он с тобой сфотографирован.
— Мало ли земляков сейчас в Питере. Все подходят…
— Давай покюшаем! Давай сфотографируемся! — Ледогоров удачно спародировал Галустяна.
Кобалия улыбнулся.
— Вы сами все знаете.
Ледогоров посмотрел в окно. Лилово-красный диск прятался за густой листвой тополя. Небо приняло фиолетовый оттенок. Как всегда неожиданно поднявшийся ветер нес пыль и мусор. Утомленный город ждал вечера.
Позвонил Артур.
— Ты чего молчишь?!
— А что я, петь должен?
— Хорошо бы мне не последнему узнавать о раскрытии огнестрела и изъятии оружия.
Ледогоров посмотрел на часы. Шесть. Видимо, Мальцев на «сходке» рассказал.
— Я еще работаю.
— Работай. Только не забудь справку в главк написать. Я буду на мобильном.
— Хорошо. — Ледогоров повесил трубку.
«Мог бы и спасибо сказать».
Кобалия спокойно смотрел на него.
— Командир. Давай договоримся.
Ледогоров заулыбался.
— Давай!
— Сколько ты хочешь?
— Миллион. Купюрами по доллару, причем бывшими в употреблении.
Кобалия снова улыбнулся.
— Понял.
Ледогоров посмотрел на него с интересом.
— Что ты понял?
— Что не за того тебя принял?
Ледогоров усмехнулся. Грузин определенно не был похож на остальных своих собратьев, обычно так и не верящих в честность ментов и считающих, что все дело в цене.
— Тогда, может, поговорим все-таки.
— С удовольствием. О чем? О футболе? О женщинах?
— О пистолетах. И о женщинах, которые их хранят. И о тюремных сроках, которые за это положены.
Кобалия секунду подумал.
— Можно еще сигарету? У меня есть деньги — можно будет еще купить.
— Да бери. Отравы не жалко,
Ледогоров помог ему прикурить. Зураб выпустил дым.
— Пистолет мой, — спокойно сказал он. — Нашел два дня назад.
Ледогоров улыбнулся.
— И где?
— У Мальпевского рынка. Во дворе.
— А чего ты там делал?
— По нужде зашел.
Ледогоров продолжал улыбаться. Кобалия улыбнулся в ответ. Мгновение они смотрели друг на друга.
— Красиво, — признал Ледогоров.
— Мы же умные люди. Оба все понимаем.
Кобалия грамотно признавал пистолет, придумав место его нахождения в непосредственной близости от места стрельбы. Единственное, чего он не предвидел — это показании Любашева. Зазвонил телефон.
— Ну?
— Не нукай — не запряг! — Артур говорил на фоне играющей музыки. — Я доложил Григоренко! Он в восторге! Сегодня началась операция «Терек» по кавказцам! Главк уже в курсе, так что не забудь справку! Слышишь?
Ледогорову показалось, что Вышегородский уже прилично нагрузился. «Когда успел?» — подумал он.
— Слышишь?
— Да слышу, слышу. Конец связи.
Кобалия смотрел в окно, на мельтешащую на солнце листву.
— Зураб, — Ледогоров снова закурил. В такие дни сигареты «летели» как семечки. — Ты же умный парень. Я все сам знаю. Знаю про «Товарную», про Нукзара, про фуры, про героин, про вашу ссору с Галустяном, про все. Смысл тебе запираться? Я же тебя не прошу сдавать кого-нибудь. Твой Нурик, с остальными твоими друзьями за тебя так и так впишутся.
Ледогоров сыпал наугад. Когда имеешь много общей фактуры и ничего конкретного, полезно давить на мозги задержанного своей осведомленностью, в надежде на то, что он дрогнет.