— Ну, теперь куда? За селедкой, что ли?
Она не отвечает, лишь впилась зубами в свою сдобу и озирается вокруг, будто заблудилась и не знает, куда идти дальше, в каком направлении… Стоим, жуем — жадно, остервенело; прохожие на нас косятся: откуда, мол, такие взялись, с какого голодного мыса?
— Как вообще-то дела? — спрашиваю. — Чем занималась шесть дней и шесть ночей? Как проводила досуг?
— Очень хорошо! Прекрасно! Ходила на танцы, в кино.
— Одна или с кем-нибудь?
— С кем-нибудь!
— Молодец, Сомова! Я тоже времени даром не терял. Бар посещал. Знакомства новые завел, то-се. — И чавкаю, чавкаю.
— Рада за тебя. — А сама чуть не подавилась куском. — Ну, пока, Ивакин! У меня свидание.
— Ох, черт! У меня ведь тоже. Опаздываю!
— Пока, пока, Ивакин. И не смей приходить ко мне.
— Никогда?
— Да, никогда!
— Ладно, договорились, — выдавливаю из себя, криво усмехаясь. — Поцелуешь на прощание?
— Нет! И знай: наше знакомство — ошибка. Я все поняла окончательно… ничего у нас с тобой не выйдет.
— Сам так думаю.
— Я брошу институт и уеду домой… чтобы тебя не видеть. Вот что я сделаю!
— Билет купить?
— Без тебя куплю!
— Давай, Сомова! А я вот что сделаю: лягу под трамвай, чтобы тебя не видеть.
— Пожалуйста. Никто не заплачет.
И пошла прочь — быстро, решительно, с расправленной спиной, точно обрела вдруг какую-то высшую, сияющую цель… а я скрипнул зубами, крутнулся на каблуках и двинулся в обратном направлении. Расстояние между нами с каждым шагом увеличивалось; мы удалялись друг от друга, как, предположим, странники в пустыне, отказавшие друг другу в глотке воды. Я точно знал, что она плачет, и сам, одурев от тоски, думал: повеситься надо! на всякий случай! пусть знает!
И тут мы оглянулись. Одновременно! Как это произошло — загадка, тайна, телепатия… но уже в следующую секунду расстояние между нами стало сокращаться со световой скоростью, и мы буквально влетели друг другу в объятия около того же хлебного магазина.
— Ты дурак! — заявила Татьяна, едва мы очухались.
— Ты дура! — радостно сообщил я.
Такими комплиментами мы обменялись.
— Я бы ни за что не пришла первой, — заявила она.
Я в долгу не остался и ответил, что моего прихода ей пришлось бы ждать до второго пришествия. Как она вообще, интересно знать, выдержала сто пятьдесят два часа без меня и осталась при этом жива?
— Да я о тебе просто не думала.
— Взаимно.
— Я тебя не люблю. Так и знай.
— Взаимно!
Именно в тот вечер я позвонил из автомата Таракану. «Ладно, — сказал Таракан кислым голосом. — Ключ найдешь под ковриком у двери». Мне показалось, что Татьяна зубами застучала от страха, когда я сказал, что есть пустая квартира.
7
Ну вот, она обомлела и прошептала:
— Повтори, что ты сказал.
А я сказал (или, вернее, кто-то внутри меня): «Спасибо тебе, Танька! что бы я без тебя делал!» — и еще руку поцеловал. Разве можно такое повторить?
Хорошо, что как раз зазвонил телефон; я бросился в комнату.
— Кому понадобился несчастный инвалид? — завопил я в трубку.
Я опять подумал, что звонит Шемякина. Узнала от Таракана, что я валяюсь в постели, и спешит выразить сочувствие. Но услышал я мужской голос — твердый, ясный и очень энергичный, который спрашивал Константина Ивакина.
— Ну, слушаю, — сбавив тон, отвечал я и покосился на Татьяну. Она стояла в дверях.
— Костя? Ты? — радостно закричал мужской голос. — Черт побери, малыш, куда ты подевал свой дискант? Ну, здравствуй!
— Здравствуйте. Кто это? — проговорил я и мгновенно оцепенел.
А он продолжал напористо, энергично и страшно радостно:
— Еще спрашиваешь! Ну-ка подумай! Вспомни озеро Шарташ, моментальную фотографию, молочные коктейли, аэропорт в Кольцово… вспомни, как ты ревел… ну, вспомнил?
Некоторое время я не мог вымолвить ни слова. И, наверно, что-то произошло у меня с лицом (какие-то необратимые изменения, как у покойника), иначе с чего бы Татьяна так испуганно подскочила ко мне?
— Откуда ты взялся? — наконец выдавил я из себя.
— Узнал-таки! И то хорошо! Прилетел, малыш. Как всегда, издалека. Помогаю выполнять план Аэрофлоту. Как насчет встречи? Хочу тебя видеть!
— Кто это? — прошептала Татьяна, глядя на меня во все глаза.
Я пошевелил губами; я хотел ей сказать, кто это, но, по-видимому, она не поняла или у меня не получилось.
— А ты надолго? — вымолвил я в трубку.