— А то куда же!
— Так. Понятно. — Он тормознул неизвестно зачем и опять прибавил газу.
— В аварию не попадите, Вадим Павлович. Плохо ведете.
— Хорошо веду. Я всегда так вожу. Ну как он?
— Отец-то? Постарел, ох, постарел! Старикашка дряхлый, трясется весь.
— Как? Почему?
— Ну ясно почему. От неправильного образа жизни. Истаскался. Мотается по стране, как бродяга. Ни кола ни двора. Жуткое дело! Так и под забором недолго умереть.
— Это правда?
— Ну да! Помогли бы ему. Взяли бы его под свое начало на завод. У него все-таки диплом есть.
— А он что, хочет вернуться? — опять рванул Любомиров свою телегу и опять в его голосе (если только мне не почудилось) прозвучал испуг.
— По-моему, да. — Я крепче обнял Татьяну: помалкивай, мол.
А он поверил, Любомирчик, поверил ведь, клянусь! Поверил, что отец может вернуться на круги своя и, может быть, даже вообразил, что тот делает попытки примирения с матерью! И плечи у него вздернулись. И затылок, серый, прилизанный такой, напрягся. И руки крепче сжали баранку. И он поехал было на красный свет, но вовремя опомнился. И замолчал досамой гостиницы.
— Передай привет отцу, — сказал он, когда мы вылезали из машины. — Пусть позвонит, если захочет.
— А вы не зайдете?
— Нет. Спешу, к сожалению.
— Ну, ясно, спешите, к сожалению. Спасибо за подвоз, Вадим Павлович. Мать увидите, скажите, что я жив.
— Как понять?
— Так! Я ушел из дома. Теперь вам лафа. Пейте чай сколько угодно. Никто вам не помешает.
С этими словами, взяв Татьяну под руку, я поднялся по ступенькам, спиной ожидая его оклика. Но он не окликнул, может быть, так обрадовался моему сообщению об уходе из дома, что лишился дара речи?
15
Я думал, что они сидят в номере в том же составе: Лиля, Поля, отец. Но там была одна блондинка в полном одиночестве. Она устроилась в кресле, подвернув ноги, прикрывшись пледом, и спала так крепко, что не услышала, как мы постучали и вошли.
Во сне у нее было лицо маленькой девочки: нежно-розовое такое, с приоткрытым ртом — ну, ангелочек и только! И сон, наверно, видела херувимски безгрешный о какой-нибудь тучке небесной, вечной страннице (прошу прощения у классика!) или о лазоревых цветочках в райской куще… Татьяна попятилась, взглянув на меня: куда это ты, мол, меня затащил? Я ее успокоил:
— Все в порядке. Это моя будущая мачеха.
— Да ты что?.. Правда?.. — прошептала она, пораженная.
— Але! Спящие, проснитесь! — громко провозгласил я и хлопнул дверью.
Лиля быстро открыла глаза и в ту же секунду испуганно вскочила на ноги.
— Ой, извините! Я, кажется, заснула… — потерла она ладонями лоб и щеки.
— Это вы нас извините, — вежливо сказала Татьяна.
— Ага, это вы нас извините, — повторил я за ней. — Уж пожалуйста.
— Ничего… Очень хорошо, что пришли… Садитесь! — захлопотала Лиля, оправляя кофточку, сворачивая плед, хотя сама была в этом номере на птичьих правах.
Я их сразу познакомил, и они, как полагается, пожали друг другу руки. Интересно наблюдать за ними в такой момент (имею в виду женщин вообще). Они говорят: «Очень рада… Очень приятно…» — они улыбаются, глаза у них блестят и вид такой, будто они без ума от радости… но при этом каждая мгновенным взглядом оценит другую: как та выглядит, как одета… и если одна из них, предположим, дурнушка или что-нибудь на ней не по моде, то у другой непременно счастливо ёкнет сердце, что сама она не дурнушка и все у ней в ажуре… ха-ха!
Но Татьяна и эта Лиля, похоже, сразу понравились друг другу. Похоже, эта Лиля всем нравилась с первого взгляда.
— Очень приятно, — сказала одна.
— Очень приятно, — сказала другая.
— Очень, очень приятно, — скрепил я, повалившись в кресло. — А где родственники? Отец, сестра? Куда они смылись?
— Поля домой пошла. У нее же междугородный разговор. А Леня пошел ее проводить, — быстро ответила блондинка.
Я сразу прицепился.
— Леня — это кто? Отец, что ли?
— Да… он. А что? — мгновенно покраснела она.
— Ты его Леней зовешь?
— Да… а что?
— Не Леонидом Михайловичем, нет? Он же на двадцать лет тебя старше. Или на сколько?
— На двадцать.
— А он не обижается, что ты его Леней зовешь?
— Нет, не обижается, — еще сильней запылали ее щеки и лоб.
— Слышишь, Танька? Отец у меня демократ, — засмеялся. — Ты тоже можешь звать его Ленькой. Он позволит.
— Не болтал бы ты! — сердито сверкнула она глазами.
— Садись на колени, — предложил я.
— Обойдешься!
— А кстати, ничего, что я на «ты»? — спросил я Лилю. — Или по отчеству надо?