— Нет, не надо.
— Правильно! Давай по-родственному. Значит, ты художница, я правильно понял?
— Не совсем. Я дизайном занимаюсь. А училась в художественном училище, это правда, — отвечала она окрепшим голосом.
— Ну неважно! Все равно ты должна знать картину «Неравный брак». Видела такую?
— Да, конечно. И что?
— Ничего! Просто вспомнил. Ассоциация! У меня всегда дикие ассоциации. Ты уж извини, Лиля.
— Пожалуйста. Продолжай, — твердо сказала она.
— Замолчи! — приказала мне Татьяна.
— Замолчать или продолжать?
— Пусть говорит, Таня. Я от подруг то же слышала, вообще, от многих. Ахают, удивляются: ты с ума сошла! Все отговаривают, все до единого. Но его же никто не знает! Никто не понимает, какой он! Он моложе меня и моложе тебя, Костя!
— В каком смысле? — осведомился я.
— Во всех смыслах!
— Ну и что дальше? Ну хорошо сохранился папа! Ну еще не маразматик, не склеротик! Ну духом молод! На подъем легок! Все зубы целы! И это все?
— Нет, не все. Ты понимаешь, что не все. Есть самое главное. Я тебе скажу — пожалуйста. Он меня любит.
— Он или ты?
— Он. И я, — негромко сказала она.
— Дура! — простонал я. — Ох, дура!
И в ту же секунду ослеп от пощечины, которую она мне закатила. Ну да, ослеп, а прозрев через мгновение, увидел, что Татьяна злорадно, без всякой жалости усмехается, а она, эта Лиля, стоит с испуганным лицом и опущенными руками — такая бледная, светловолосая, такой несказанной красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
Я замотал головой, заорал:
— В каком ухе звенит? Быстрей говорите!
— В левом! — злорадно откликнулась моя будущая супруга.
— Прости, — с глубоким чувством сказала Лиля.
— Я думал, ты смирная, а ты… Теперь я за тебя спокоен, Лиля! Ты себя в обиду не дашь, Лиля. Мне теперь отца жалко, Лиля!
Татьяна подсела ко мне на подлокотник кресла и, сжалившись, погладила по волосам. Я оттолкнул ее руку.
— Честно скажи, сколько раз замужем была? — крикнул я.
— Опять получишь, — предупредила Татьяна.
— Нет, уже не получит. Я никогда не была замужем.
— Скажи еще — первая любовь!
— Да. Первая, — подтвердила она еле слышно. Она как будто засыпала на глазах — бледнела и обессиливала.
— Ну везет отцу, блин-компот! — захохотал я, как придурок. (Наверно, получил легкое сотрясение мозга). — Все его любят, все по нему с ума сходят! Мать до сих пор хранит его фотографии, можете поверить, а? Жена номер один приходит в гости в гостиницу, это надо же! Третья… как ее?.. Галина-малина тоже поди слезы льет, так?
— Да, она сильно переживает. Она не хотела давать развод.
— А тебе жаль ее?
— Да, очень жаль, — еле расслышал я.
— Ты его отбила у нее или он сам отбился?
— Он сам так захотел.
— Ну еще бы! Его желания для него закон! Тебе он тоже понравился? — перекинулся я на Татьяну.
— Да! — заявила она, дразня меня, высунув язык. — Да, да! Очень интересный мужчина. Поинтересней тебя.
— Еще одна попалась! И сестра хороша! Он ее бросил младенцем, а она ему в любви клянется. Все с ума посходили, чокнулись!
— А ты первый, — сказала Татьяна.
— Я?!
— Больше всех его любишь.
— Я?! — задохнулся я.
Тут, легок на помине, появился сам Ивакин — без стука, широко распахнув дверь, с каким-то пакетом в руках. Он, наверно, взлетел на четвертый этаж одним махом, не дожидаясь лифта, — так торопился к своей Лиле. Надеялся застать ее одну, а тут на тебе — опять нежданные гости, черт побери!
16
Я не дал отцу отдышаться, сразу выложил:
— Привет тебе от Любомирова!
Известное правило: всегда лучше нападать, чем защищаться.
— Где ты его видел? — спросил отец останавливаясь.
— Я его каждый день вижу. Он у нас вроде домового. Просил тебя позвонить, между прочим.
— Да?
— Ага! А в гостиницу не пошел. Здорово куда-то спешил. Друзья у тебя что надо, отец! У вас так принято, что ли, по десять лет не встречаться, а потом отделываться звонками?
— Опять за свое взялся. Кончай этот тон, Константин! Надоело! — чуть не взмолился он.
— А ты мне вмажь! Сразу замолчу.
— Ей-богу, хочется. Таня, вы не можете его успокоить, а?
Татьяна покачала головой, пристально на него глядя. Нет, она не может меня успокоить. Я неуправляемый.
— Точно! — одобрил я, обхватив ее рукой за пояс и привлекая к себе на колени.
Отец засмеялся. Он подшагнул к Лиле и тоже обнял ее рукой за плечи, не желая отставать от нас.
— А ты что мрачная? Что у вас тут происходит?
— Ничего. Просто разговаривали, — уклонилась она от его руки.