И он озирается по сторонам с огромным любопытством, как какой-то неземной пришелец, щурится на солнце, закуривает сигарету, жадно затягивается, опять обнимает тебя рукой за плечи.
«Черт возьми, Костя! Как я рад тебя видеть!»
А с тобой опять происходит что-то неладное и непонятное: ты весь оледенел и, наверно, даже губы у тебя синие, как у мертвеца. Ну, пять минут, ну, десять… это еще можно вытерпеть… а что дальше? Ведь сейчас он непременно спросит, рад ли ты его приезду… начнет задавать всякие вопросы… и что же ты ответишь? Может, сбросишь его руку с плеча и заорешь на всю улицу: «Не приставайте ко мне!» А может, заскулишь, как щенок… ну да, как щенок… и кинешься облизывать его хозяйские руки? У вас впереди несколько часов, и, представляешь, какой он сейчас устроит тебе экзамен? Это будет похуже, чем пытка у классной доски, когда ни черта не знаешь и пытаешься вытянуть хотя бы на трояк…
4
В тот же день, ничего не говоря матери, я обзвонил все библиотеки. Я спрашивал Ивакину, но я не знал, какая у нее действительно фамилия. Может, она давным-давно не Ивакина… может, сразу после ухода отца она перестала быть Ивакиной, как и его жена № 1… а может, уже замужем и носит фамилию мужа. Однако имя Полина не слишком распространенное, да и отчество она никак не могла поменять… и я спрашивал: «У вас работает Полина Леонидовна?» — сначала в областной библиотеке, затем в городской, потом в детской, пока не добрался по телефонному справочнику до какой-то профсоюзной — и тут какая-то женщина ответила:
— Поля Ивакина? Да, есть такая. Пригласить?
— Нет, не надо! Спасибо, не надо! — прокричал я.
В справочнике был адрес этой профсоюзной библиотеки, и я сразу поехал туда на автобусе. Это было далеко, в новом микрорайоне. Я проехал через весь Старый город, по его широким, тенистым улицам, а затем по пыльной, выгоревшей степи, мимо дымящих труб металлургического комбината, мимо железнодорожных путей, шлаковых отвалов… это заняло минут тридцать, и я весь испсиховался.
Библиотека была двухэтажная, солидная такая. В вестибюле за столиком сидела старая бабка лет так ста пятидесяти, ну, может, чуть поменьше… Я остановился перед ней и заорал как глухой:
— Ивакину Полину знаете? Где ее найти?
Старая женщина вздрогнула и оскорбленно отшатнулась.
— Вы почему кричите? Это библиотека. Разве можно так врываться? Что случилось?
— Ничего. В общем-то ничего. Извините.
— Ивакина работает в читальном зале на втором этаже, — продолжала она спокойно. — Но отдышитесь сначала.
— Думаете, надо?
— Обязательно.
— Большое вам спасибо! — горячо поблагодарил я.
В читальном зале в полном одиночестве сидела за рабочим столиком какая-то толстая девица, ничуть не похожая на Полю. Она подняла на меня сонные глаза, когда я приблизился.
— Ищу Ивакину! — коротко, с ходу сказал я. — Можете позвать?
Девица заморгала и очнулась от сонливости. В жизни своей не видал таких толстых девиц!
— Вам Полю нужно? — спросила она поднимаясь.
— Ну да! Я же ясно сказал! Почему, интересно, она меня не встречает? Я черт знает откуда ехал… я спешил… видите, запыхался?.. и вот вхожу, а ее нет. Как это понять, можете объяснить? И как вас зовут, кстати?
— Меня?.. Марина, — растерялась толстуха. Но вдруг круглое лицо ее озарилось светом догадки, она вскрикнула: — Ой! Вы, наверно, из Москвы, да? Вы, наверно, Геннадий, да? Сейчас я ее позову, она в запаснике… это тут рядом… Ох, и рада будет! — опять вскричала она, исчезая за стеллажами.
Я плюхнулся на стул и стал ждать. Итак, существует некий москвич по имени Гена. Что ж, это понятно. Пять лет учебы в столице. Старые связи, старые связи… Ясно и понятно!
В нетерпении я встал и заходил туда-сюда по пустому просторному залу. Страшно вдруг захотелось курить. А почему бы и нет, собственно? Ни одного читателя. Она входит и видит незнакомца, который дымит в священном месте. Как она отреагирует, интересно? Может быть, завизжит, как мегера, как классная наставница, и тогда… Да, решено! И, усевшись на край стола, я закурил самым наглым образом.
Тут она как раз и вбежала. Ух, как она вбежала! По-моему, ее ноги не касались пола, она летела по воздуху к своему москвичу… волосы ее струились по ветру и глаза сияли… А тут был только я и никого больше.
— Привет! — крикнул я ей, как путнику в пустыне. Крикнул и засмеялся: так мгновенно изменилось ее лицо; в один миг, в одну секунду померкло и потухло. Моя сестра замерла на месте. Наступила тишина.