— То есть эвто помещице нашей, што ли? — медленно переспросил он, почесав кончик правого уха,
— Да.
— Не могу никак я тепериче эвтого самого, не могу, хоть бы и рад угодить тебе всем сердцем, — проговорил Балашев, выступая на полшага вперед. — Эку ты мне задачу мудрену задал! — вздохнул он после минутного молчания. — Как ни верти ее — все, значит, дело дрянь выходит: перво-наперво, меня туды дальше двора и не пустят; второ, коли н проберусь как-нибудь на кухню, дак опять же; в горницу не допустят, а записочку вашу никто не посмеет к ней понести, эвто уж как пить дай. Неладное вы дело задумали… Да тебе что от нее надо-то, ты мне скажи?
— Просто пишу ей, что хочу познакомиться, — солгал Матов.
— Эка ты задача, право! — повторил Балашев, опять почесав кончик уха.
— Уж как-нибудь сослужите вы мне эту службу, хозяин, — вкрадчиво попросил доктор. — Вот мы и поквитаемся за ружье.
— Так, так… — задумался Никита Петрович.
— Так что же, хозяин? Решайтесь! — уговаривал его Лев Николаевич.
— На эдаки дела тоже решиться, дак надо сперва с подушкой ночь потолковать… Ну! Да уж нечего делать, человек-то ты будто душевный, надо как-нибудь оборудовать дело; для другого кого не достичь бы того и за тысячу рублев, а для тебя завсегда удружу. Мы вот ужо как эвто справим: Авдотью я туда пошлю — верное так дело-то у нас будет: Евгения Александровна ее любит. Э-эх! — с чувством заключил Балашев. — За что ружье… да я не знаю… да я бы, кажется, девки тебе моей не пожалел, не токмо што… Вот што!
— Постараюсь пригодиться и я вам в другой раз, — ласково заметил Матов, вставая и трепля старика по плечу. — Спасибо, хозяин!
После непродолжительных совещаний Авдотья Никитична накрылась красным платком и отправилась в путь. Доктор торжествовал теперь, уверенный, что его письмо дойдет, по крайней мере, по назначению. Тем не менее он сидел как на иголках, дожидаясь возвращения хозяйской дочери. Прошел, однако, час, а ее все но было; убежало еще полчаса — все нет. Наконец, когда на двор залегла уже темная ночь, Лев Николаевич невольно вздрогнул, услышав скрип отворяемой наружной двери и шорох торопливых шагов в сенях. Это действительно возвратилась Авдотья Никитична.
— Ну что?.. Благополучно ли сходили? — не дал ей Матов даже переступить порога.
— Кабы знала я, так ни за что бы не пошла; лучше и не посылай в другой раз, — сердито ответила девушка, запыхавшись от скорой ходьбы. — Евгения Александровна таку мне гонку за тебя дала, што я просто со стыда у ней сгорела… На вот, читай… писулька тебе, — прибавила она, неловко доставая из-за ворота рубашки запечатанную черным сургучом записку. — Все тут тебе прописано.
И Авдотья Никитична, наскоро передав доктору принесенный ею ответ, тотчас же ушла, с явным неудовольствием хлопнув за собой дверью.
Лев Николаевич мельком взглянул на адрес записки, кратко гласивший: «Г. Матову», — и с лихорадочным нетерпением распечатал ее, как будто дело шло о его жизни. Действительно, содержание этой «писульки» было не совсем обыкновенно. Хотя доктор и мог ожидать от ее автора какой-нибудь новой эксцентричной выходки, но то, что прочел теперь Лев Николаевич, поразило его самым неожиданным образом. Вот что ему писали:
«Милостивый государь, честный ответ на честный вопрос обязателен и по-моему. В силу только этого я отвечаю вам. Впрочем, ответ мой будет немногословен. Вот он: попросите вашего уполномоченного обратиться завтра за необходимыми условиями к лекарю здешней женской больницы Августу Карловичу Зауэру, которого я, со своей стороны, избираю свидетелем. Он занят все утро до четырех часов, а с этого времени будет ожидать до позднего вечера помянутого визита.
Готовая к услугам вашим Е. Белозерова.
Примите, милостивый государь, к сведению, что я стреляю мастерски».
Матов решительно не хотел верить своим глазам, пробегая этот категорический ответ, так смело набросанный мелким, но твердым, почти мужским почерком.
— И подобный ответ пишет мне женщина? Да ведь это наконец настоящее безумие!
Доктор порывисто вскочил со стула и опять зашагал по всем комнатам.
— А между тем из уважения к ней я не вправе уже отступить теперь, тем более, что сам первый затеял всю эту нелепость… Но разве я желал этого именно? Я хотел только, чтобы она заочно извинилась передо мной за свое неуместное выражение или, по крайней мере, разъяснила мне мотив его… Нет! Во всяком случае, это чушь… во всяком случае, нужно употребить все силы, чтоб предупредить несчастие… Впрочем, какое же несчастие? Разве поднимется когда-нибудь моя рука стрелять в женщину, хотя бы ее пуля и пронизала меня насквозь?.. Что за чепуха такая! Просто нужно ехать, ехать и ехать отсюда, и чем скорее, тем лучше. Наконец, у меня даже нет секунданта: где я найду его здесь? Ни души знакомой… Ну, это-то, положим, Лев Николаевич, еще недостаточная причина для отказа! — раздражительно накинулся на себя доктор, продолжая рассуждать вслух и еще порывистее шагая от угла в угол.