Строго говоря, востребованными оказались все поколения. Только внутри каждого было свое потерянное. Мы тоже в начале 90-х, достав спирт «Рояль» или неправдоподобно низкого качества «Пшеничную», рассуждали о том, что «не дотянем до тридцати». Кое-кто не дотянул до сорока. Но все было серьезнее, чем у нынешних потерянных, которые оплакивают свою судьбу, попивая португальскую «Газеллу» в кафе «Жан-Жак» или опустошая с горя торговые ряды в мировых столицах от Лондона до Милана.
Так что я бы толковал сказанное Гертрудой Стайн: «Все мы – потерянное поколение» – расширительно и во множественном числе: «Все мы – потеряннЫЕ поколениЯ». И все – прошедшие через 1970-е. «Непоротые» в это время достигли поры зрелости и благополучия. Те-кто-родился-в-пятидесятые формировались на интеллигентских кухнях. Мое поколение наслаждалось застоем в крепкой советской школе. Нынешние-проходящие-как-хозяева рождались у тех, кому пришлось встать у руля в начале 1990-х.
1970-е задали модели поведения для всех этих генераций советских людей, в той или иной мере оставшихся советскими и сегодня, сформировали культурный слой, общий для большинства населения страны, задали модель поведения среднего класса и обеспечили гигантский ресурс массовой ностальгии. По себе, любимым, 70-м…
Вот характерный пример. Отчасти к числу «непоротых» можно отнести и знаменитого помощника Горбачева Анатолия Сергеевича Черняева, оставившего поразительные дневники об эпохе. Лощеный партийный интеллектуал, обладающий строгим и легким пером, сочиняющий тексты в Завидово и Волынском-2, проводящий отдых в поселке Успенское, где живут помощники и консультанты вождей, санаториях «Сосны» и «Юрмала». Обаятельный мужчина с аккуратно подстриженными усами и изысканной сединой, имеющий потрясающий успех у женщин. Бывший фронтовик, человек с трезвыми представлениями о советской действительности. Жизнь размеренна и монотонна, как коридоры Старой площади. Мелкие кулуарные интриги враждующих подъездов ЦК и подковерные свары идеологических журналов скрашивают эту жизнь, а частые заграничные поездки ее украшают. Квартира в центре Москвы, паек, выдаваемый в столовой лечебного питания, библиотека ЦК с полным набором новинок любой литературы, первоклассный круг застольного общения – от Бовина до Арбатова. Сомнения в 1968-м: не уйти ли из ЦК? Сомнения в годы перестройки: генсек вдруг позвал к себе помощником, а на носу собственное 70-летие и хочется покоя, книг, выставок, концертов в Консерватории. Но вдруг такой шанс – поучаствовать в изменении страны, попытаться воплотить на практике то, что вставлял в речи секретарей ЦК всю предыдущую жизнь.
Анатолий Сергеевич Черняев родился в 1921 году, проработал в ЦК три десятилетия, до этого проведя несколько лет в кузнице интеллектуальных кадров для партии – пражском журнале «Проблемы мира и социализма». И вот, когда не за горами оказалось 90-летие, он выпустил толстый том своих дневников размером в почти 85 авторских листов – «Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 годы».
Дневник не случайно начинается с 1972 года. Это кульминационная фаза застоя, этапа «окаменения имперского дерьма» (М. Мамардашвили). По самому характеру повествования это чувствуется: начинается оно размеренно и спокойно, но с каждым годом убыстряется темп и нарастает тревога, дневник в этом смысле самый «сейсмически» чувствительный способ уловить подземные толчки грядущего развала, осознававшегося уже в конце 1970-х как почти неизбежный – особенно после ввода советских войск в Афганистан.
Записи Черняева – абсолютно уникальный исторический документ. Художник Борис Жутовский, тот самый, на которого орал Хрущев в Манеже в 1962 году, рассказывал мне о дневнике своего отчима. Он вел его несколько десятилетий, сухо и коротко фиксируя погоду, цены, бытовые подробности. Фантастические свидетельства в жанре «Заметки фенолога»! «Совместный исход» – конечно, несколько более многословное свидетельство другой погоды, аппаратно-политической, и тоже достаточно отстраненное. Хотя здесь есть и эмоции, и позиция автора – человека рационального и либерального, честно исполняющего свой долг.
Это очень интересное свойство советских советников. Конечно, они в большинстве своем были уверены в том, что улучшают Систему изнутри, но многие не очень-то и задумывались над мотивацией, хотя и выполняли умеренно-позитивную роль – тем более что действие разворачивалось в декорациях Старой площади, где, как писал в своих стихах поэт Осенев, он же Анатолий Лукьянов, «серость стала на покой и навела свои порядки». Валентин Загладин, коллега Анатолия Черняева по международному отделу ЦК, такой же заместитель Бориса Пономарева, только потом пробившийся в первые замы, незадолго до своей кончины в разговоре со мной сказал просто и прямо: «В ЦК было интересно работать». Ну, конечно, международники, белая кость, предмет зависти других отделов ЦК! К тому же одновременно – «писари», нередко уединявшиеся на несколько недель с самим генеральным в Завидово. Особый клан, имевший возможность говорить Брежневу некоторые вещи напрямую, через головы секретарей ЦК и членов Политбюро. В дополнение ко всему, как констатирует Черняев, международный отдел традиционно конфликтовал с охранительными отделами науки, пропаганды, культуры.