… И даже в последних эпизодах дневников – тяжкая доля философа у трона, спичрайтера при власти. Черняев пишет один из вариантов прощального обращения Горбачева. «М. С. стал увечить свой текст. Я как мог его „облагородил“… ослабил места, которые могут вызвать только иронию и насмешку».
Кто-то делает королей, а иные – подчас те же самые люди – обеспечивают им уход в Историю…
Из того же поколения – Лев Безыменский, сын «комсомольского» поэта Александра Безыменского, автора, точнее, умелого переводчика «Молодой гвардии» (с немецкого) и «Прекрасной маркизы» (с французского). Больше того, Лев Александрович – одноклассник Анатолия Черняева: элита тех лет действительно сосуществовала, как в гетто, на очень небольшом пространстве. В журнале «Новое время», где я работал, Лев Александрович занимал специфическое положение, потому что ходил туда на работу в течение почти полувека, и специфический кабинет – такой же узкий пенал, как у всех, только с особой аурой кельи ученого. Лев Александрович корпел над статьями за массивным старомодным дубовым столом с резными панелями, занимавшим половину комнаты, а оставшаяся половина состояла из заполненных книжных шкафов, столь же изысканных и старомодных. Старомодным был и сам этот доброжелательный, невысокий, аристократически грассирующий человек. Ему уже было под восемьдесят, а он ходил на работу. При этом был всегда безупречно, на европейский манер, одет, галстук неизменно подобран в тон костюму. Писал он от руки, усеивая страницу прямыми, без наклона, буквами. Приносил текст, как правило, мне, я же потом помогал машинисткам расшифровывать наиболее заковыристые фрагменты.
В его биографии было много занимательных фактов, самый «банальный» и известный из которых – исполнение функции переводчика при попавшем в плен в январе 1943 года генерал-фельдмаршале Фридрихе Паулюсе, главном авторе «Директивы № 21», то есть плана операции «Барбаросса». Сохранилась даже фотография: высокий, не столько надменный, сколько печально-отчужденный фельдмаршал в шапке-ушанке, а рядом – по плечо ему, молодой переводчик. Двадцатитрехлетний офицер, знаток немецкого языка, почему-то спровоцировал железного генерала на лирическое настроение. Сзади шли конвоиры, Безыменский шагал по ночной заснеженной дороге рядом с Паулюсом. Бывший замначальника гитлеровского Генштаба, ныне командующий 6-й армией вермахта, вдруг повернулся к переводчику и сказал: «Вы знаете, я много месяцев не видел звездного неба». Просто Иммануил Кант какой-то!
В перестройку Лев Александрович выполнил одну важную деликатную миссию, связанную с изучавшейся им историей Пакта Молотова – Риббентропа. Вот как это было – с предысторией и последствиями.
На одном из заседаний первого Съезда народных депутатов 1 июня 1989 года Эндель Липпмаа, народный депутат и директор Института химической и биологической физики АН Эстонской ЭССР, от имени трех прибалтийских делегаций поставил вопрос о создании комиссии по оценке Пакта Молотова – Риббентропа. Вспыхнула короткая, но энергичная дискуссия, в ходе которой, например, предлагалось отстранить эстонскую делегацию от участия в Комиссии ввиду ее «заинтересованности». Разговоры приостановил многоопытный Михаил Горбачев, сразу предложивший принять решение о создании Комиссии. Правда, Михаил Сергеевич на удивление туманно высказался о самом предмете. Договор и секретные протоколы, констатировал он, опубликованы везде, «но все попытки найти этот подлинник… не увенчались успехом». «У нас вызывает сомнения, что подпись Молотова (на копиях протоколов. – А. К.) сделана немецкими буквами», – продолжил лидер СССР. К тому же, подчеркнул Горбачев, подлинников нет и в Германии. Гельмут Коль считал, что они есть, а выяснилось, что в немецких архивах тоже только копии. «Так, Эдуард Амвросиевич?» – обратился за поддержкой к министру иностранных дел Шеварднадзе Михаил Сергеевич.
Пикантность ситуации состояла в том, что исчезнувшие подлинники в тот момент, когда Горбачев умиротворял страсти на Съезде, мирно хранились в «закрытом пакете» № 34 в VI секторе Общего отдела ЦК КПСС. Хранились с 1952 года, когда были переданы в ЦК из МИД СССР после того, как Вячеслав Молотов оказался в немилости у становящегося параноидально подозрительным Сталина. За эти десятилетия пакет вскрывался лишь трижды: сначала в 1977 и 1979 годах с оригиналов снимались копии и направлялись в МИД. Разумеется, «мистер Нет», Андрей Громыко, державший в руках эти документы, всегда утверждал, что подлинников не существует. Но вот в третий раз пакет вскрывался 10 июля 1987 года ближайшим сотрудником Горбачева, заведующим общим отделом ЦК, а впоследствии руководителем аппарата президента СССР Валерием Болдиным…