Гельмут недоуменно потряс головой:
– При чем тут Дрезден?
– А его союзники с землей сравняют. Американцы, англичане и французы с вами поступят еще хлеще, чем с индейцами на Диком Западе. Массовый геноцид немцев. Версальский мир вам слаще меда покажется. В той части Германии, что им отойдет, – немцев практически не останется. Вы же лягушатников да лимонников так напугали, что они решат от таких соседей совсем избавиться. Даже бывшие эсэсовцы будут в нашу зону оккупации сбегать. Ну, это те, кто не успел в Аргентину свалить. По ним лучше десять лет в Сибири и домой, чем в концлагерях, на шахтах Рура, за два года сгорать…
Вешал лапшу на уши «африканцу» самозабвенно. Заливался соловьем, давая немного реальных фактов, а потом, беря их за основу, выдавал совершенно другие прогнозы. Фриц слушал, недоверчиво улыбаясь, но это было все равно. Я вовсе и не рассчитывал, что он мне поверит. Но, как говорилось в старом анекдоте – мысли, мысли-то останутся! А с его связями, когда он увидит, что дела пошли совсем херово, реально что-то предпринять.
Может, у нас получится свой, просоветски настроенный Штауфенберг. Теперь бы его еще убедить, что советская оккупация лучше американской. И я начал заливаться в этом направлении. Говорил, что Сталин видит Германию не оккупированной, а свободной и не сателлитом, а союзником. Прошелся по идеям Бисмарка. Попугал злобными французами и лукавым Даллесом. Трындел до тех пор, пока Гельмут не спросил:
– Ты, командир, меня вербуешь?
Он меня так обзывал, потому что свое Ф.И.О. я ему не говорил – много чести будет, а на вопрос, как меня называть, ответил, чтобы звал командиром.
– Да на хрена ты мне сдался – тебя вербовать! Да и как? Ты мне сейчас все, что хочешь, пообещать можешь, и привет. Просто хочу, когда ты сам увидишь, что я прав, не сделал какую-нибудь глупость, а посоветовался бы со знающим человеком. То есть со мной.
– И как ты себе это представляешь?
– Да очень просто – напиши письмо в Цюрих, на центральный почтамт, до востребования на имя… – Я на секунду задумался, а потом выдал: – Иоганна Вайса. Ну, типа, это твой знакомый старинный. И там напиши, как тебя найти. Сможешь же, если приспичит, письмо, минуя цензуру, отправить?
Гельмут кивнул, а я, подстраховывая нашего, еще неизвестного мне связника, добавил:
– Только смотри, голубая кровь. Захочешь биться до конца, за папу Гитлера, хрен с тобой. Можешь писем не писать. Но вот если напишешь и сдашь человека в гестапо, я тебя из-под земли найду. Точнее, даже не тебя сначала – а всех твоих родственников. Так что не обижайся потом.
Танкист выслушал все это молча, только потом спросил:
– Командир, а ты кто? Я не верю, что ты обычный армейский разведчик.
– Правильно не веришь, я же тебе говорил – я колдун. Ты про Тибет что-нибудь слышал? Ну вот видишь, какой молодец. А про Шамбалу? А ты поинтересуйся. Я вот, например, оттуда. Очень интересное место. Сейчас вот русским помогаю, потому что так надо. А ты, кстати, потом поинтересуйся, почему у вашего любимого фюрера одно яичко. И что это значит с эзотерической точки зрения, тем более для мужика. Сам многое поймешь…
Во как загнул. Немного мистики, особенно дубовой тевтонской натуре, не повредит. Пусть потом соображает – я так шутил, или вправду все это… Тем более что я и сам не знаю, что с этой самой эзотерической точки зрения мои слова значат. Но тут поступил, как наши различные шаманы и прорицатели действуют. Напустил тумана и замолк на полуслове. У человека натура такая – он сам все остальное нароет и додумает. Тем более что однояичный фюрер – это факт. И факт для него, наверное, неприятный. Лучше бы у Адольфа руки не было – все приличней. Глядя на задумчивого немчика, поднялся, потягиваясь, и ткнул Гельмута в точку за ухом.
Фриц мягко свалился на бок, а я стал поднимать бойцов. Пока радист настраивал рацию, все думал, почему не поступил гораздо проще и не завалил этого отпрыска голубых кровей? Может, потому, что он не впал в панику при виде ножа? Так эсэсман тоже поначалу держался хорошо. Скорее всего, это был какой-то неправильный фриц. Не остервенелый, а наивный, что ли… со странными понятиями о теперешней войне. Мне такие еще не попадались, наверное, поэтому и не пришил. Радист уже настроил свою шарманку, и, передав данные, быстро попрыгали по машинам, загрузив майора и вырубленного гауптмана в кузов. Когда отъехали километров на десять от оврага, сгрузили Гельмута недалеко от дороги и покатили дальше.
Через линию фронта проскочили тихо. Да и линии как таковой еще не было. Наше наступление застало гитлеровцев врасплох, так что с их стороны были только укрепленные узлы обороны и практически все. Сплошных окопов здесь не рыли. Позиционная война как-то неожиданно перешла в маневренную. Немцы от такой прыти русских сначала опешили, но теперь, как выясняется, собираются показать, что в маневренной войне они нам только небольшую фору дали.
Хотя… Горбатов мужик головастый, воюет хорошо. Главное, чтобы у войск выучки хватило. А ее почти нет. Черные полки я даже не рассматриваю. Те – отдельная песня. А вспомнил я обычную часть. В пехотный полк прибыло пополнение. Так двое земляков из новоприбывших решили соревнование на смелость устроить. Один выскочил на бруствер и, пульнув в сторону немецких окопов, спрыгнул обратно. Второй сделал то же самое, только стрельнул, дергая затвор, два раза. Потом опять первый – но уже сделал три выстрела. Мне удалось застать финал этой истории. Увидел, что какой-то псих, выскочив из окопа, стреляет в немцев, а потом – бац! C дыркой в башке сваливается на дно траншеи. Я такому подходу к ведению боевых действий удивился, и с ротным (мы как раз с ним шли, передок осмотреть) подошли к убитому, которого уже окружили бойцы. Там и узнали, в чем дело. Узнав, резко обозлился! Мало того, что ума не хватает воевать нормально, так еще и мозгов нет во время затишья себя поберечь. Сержанта, который все это видел и не остановил, – на хер, рядовым в штурмовую роту на месяц. Взводному, который таких сержантов держит, – выговор с занесением в грудную клетку. А в самом начале до остальных бойцов довел, что рядовой Митяев погиб позорной смертью и именно такая формулировка будет в похоронке. Cоответственно, его семья фиг получит, а не пособие. Такую подляну родственникам Митяева я делать, конечно, не собирался, но бойцов эта угроза заставила сильно задуматься.
– Вы же, блин, толком стрелять не умеете, только гоношитесь друг перед другом! Выучку свою повышайте, а не понты дешевые колотите! Он же свою родню пришел защищать, а ни одного фрица даже не убил. И из-за собственной дурости. А теперь Вася или Петя будут за него воевать. А сколько у нас таких, что гибнут вот так – впустую? Даже не из-за нашей дурости, не из-за командирской, а по собственному идиотизму. Я бы понял его скачки, если бы он на бруствер выпрыгивал, а вы все, весь взвод, любопытствующего немца, что на его трюки вылезет посмотреть, на мушку взяли бы. Ну или просто его циркачества прекратили, если самим неохота ничего делать. Вот ты, папаша…
Я кивнул коротко стриженному седому бойцу, который, как и все, смущенно отворачиваясь, слушал мою речугу.
– Ты же взрослый человек. Эти-то ладно – пацаны, у них еще детство в жопе играет. А ты же мог предполагать, чем это все закончится. Видишь, сержант не мычит, не телится, так своей властью, просто как старший по возрасту, одернул бы молодых придурков… А вообще армия, она тогда силу представляет, когда бойцы не делятся на семейки и землячества, а друг за друга горой стоят. Когда более опытный вот таких салабонов на путь истинный направляет да хитростям военным учит…
В общем, закатил тогда монолог минут на двадцать. А сам потом задумался. Я ведь все это время на генералитет наезжал… Собрались, мол, валенки, да людей гробят. Но ведь они, что называется, плоть от плоти остального народа. Просто тупость генерала имеет гораздо более масштабное выражение. Он за тысячи отвечает и тысячи же положить может. Боец же несет ответственность только за себя, и сегодняшний случай, не проходи я мимо, так и остался бы рядовым происшествием. Максимум, в узком кругу, сослуживцы обозвали бы Митяева дураком, на том все и забылось. До следующего раза… Вообще правильно у нас говорили, что солдаты те же дети, только с большими херами. Даже у взрослых мужиков в армии башню сносит, что говорить о пацанах восемнадцатилетних. Да плюс еще наш русский фатализм на все накладывается. Это разные англичане воюют осторожно и осмотрительно, строя планы и оберегая себя на после войны. Наши же считают, что раз пошла такая пьянка – режь последний огурец. Мол, если призвали на войну, то в такой мясорубке шансов выжить очень мало, а на миру и смерть красна. И ведут себя те, кто посмелее, – соответственно. Ну а те, кто потрусливей, умудряются перед двумя фрицами с ручным пулеметом батальоном окапываться начать. М-да…