— Так-то, чтоб вас чертти потоптали, — Лоуд двинулась дальше…
По насыпи маршировали хвостачи — судя по предвкушению на мордах, вояк ждал ужин. Лоуд на всякий случай пригрозила их старшему трубкой — тот втянул живот, приосанился. Краснокамзольников хвостачи боялись до икоты, шпионка уже не раз успела в этом убедиться.
Немногочисленные бесхвостые строители трудились на дроблении камня в карьере, что прорубился в скалы за уже возведенным зданием, обозванным Лоуд для простоты понимания «свинячьей конюшней». Людей-рабов было немного: с десяток, все скованные попарно, оборванные так, что муди на виду болтаются. На Хозяине и Спауне одежды тоже поубавилось.
— Новые где? — рявкнула Лоуд старшему охраны — зачуханных пленных сторожило аж четверо хвостачей.
— Здесь, сэр, — хвостач указал своим хлипким мечом.
— Ко мне их, живо!
Лоуд с удовольствием оглядела соратников — эк их за полдня поистаскало-то. Городской шпион успел ноги сбить — к сапогам-то шибко добротным привык, босому неудобно.
Лоуд обернулась к старшему охраны:
— Одежда с них где?
— Они сам порвавши. Так оних вели… — охранник сбился за непонятные слова.
Коки-тэно неспешно переложила трубку в левую руку — старший охранник получил кулаком в ухо, затоптался, залопотал что-то оправдательное.
— Обуть и одеть, — приказала Лоуд. — Их к Самому велено отвести. Ясно?
Хвостач забормотал утвердительно, присел и принялся стаскивать с себя сапоги — судя по гримасам, маловата ему была новая обувка.
Лоуд ткнула трубкой в страдальцев:
— Что, нищеброды, работа не нравится? Логос велел разные науки превосходить, ибо нет ремесел ненужных.
— Истинно так, сэр, — почтительно заверил догадливый Укс. — Во многоликости трудов польза превеликая.
Тут и Спаун, которому сунули сапоги, сообразил, принялся кланяться, бормоча благодарности. Дергаемому цепью напарнику тоже пришлось поклоны бить. Очень мило.
Подобревшая Лоуд хлопнула по плечу охранника:
— Одежду вернуть, умыть, держать наготове. Скоро заберу. Понял, мартышка?
Старший охранник воспринял неведомую «мартышку» как должное. Лоуд на всякий случай напомнила про всё забирающих черттей и двинулась к берегу. Оставалось самое трудное — отыскать тайник. Мысль прятать оружие и имущество в реке, на взгляд опытной коки-тэно, была глупейшей — закудхаешься искать тот мешок.
Оказалось, не так сложно, едва Лоуд миновала пристань с часовым пикинером (на кой чертт длинные копья обзывать какими-то «пиками» даже Логос понять не способен) и вышла к тростникам, как в глаза бросилась крупная дохлая рыба, весьма неестественно болтающаяся на воде. Оглядевшись, шпионка двинулась к поплавку-намеку — вода, пусть и не морская, обняла очень славно.
Едва Лоуд нащупала бечеву, продетую в жабры тухлятины, как у прибрежных камней неслышно вынырнула голова — смотрел Сиге недобро.
Лоуд для успокоения превратилась в Светлоледи, потом в самого селка, и в себя-тетку. Зоркий тюлень вынырнул рядом и спросил:
— Как там?
Вообще-то, Лоуд было приятно услышать чистую, истинно морскую речь. Эх, давненько в последний раз доводилось слыхать этот глубинный язык. Говоришь, говоришь на всякой человечьей дряни, уши от этих корявостей вянут.
— Нормально. Все на цепях сидят, я дело готовлю.
Дарки задрали головы: над рекой проплывала давешняя летучая какашка — вблизи она казалась куда как крупнее. Пузатое, надутое тело, видимо тканевое, под ним подвешен короб, механизм какой-то крутится, следом дымный хвост струится.
— Чего только не придумают, шмондюки подзаглотные, — с опаской пробормотала оборотень — летучая колбаса выглядела странно и ненадежно — вот запросто бухнется, хорошо если в воду, а не на голову.
— И не говори, — согласился селк. — Утром летало, сейчас опять. Ничего, морская пехота уже идет. Через день здесь будут.
— Мы сегодня начнем. Так обстановка складывается, пришлось план ускорения запускать, — прокряхтела Лоуд, пытаясь оторвать от дна тяжеленный мешок.
— Сами вы не управитесь.
— У нас амбразуры и шарометы готовы.
— Убийственный пар пускать будем, — небрежно пояснила коки-тэно. — Так что пусть морпехи поторапливаются, если поглядеть хотят. Да и скажи им, что важный мертвяк в верхних комнатах в шкафу будет спрятан. Это если ваши вояки вовремя не успеют. Мертвяк на имя Остера откликался, как в действительности его звали, непонятно. По титулу был пол-ковн-иком или мажором — тут я слегка забыла. В общем, он весь бритый и важный. И горло изящно перерезано.
— Понятно, найдем.
— А мне вот не понятно. Зачем вам мертвяк? Он уже завтра развоняется, что в нем толку?
— Чучело набьем. Традиция такая, — объяснил селк.
Лоуд хмыкнула:
— Кому врешь? Кудхает, аж усы растопырились. Не стыдно?
Бесстыжий тюлень помог дотолкать мешок до самого берега, дальше Лоуд надрывалась сама. Жить безупречным оборотнем, несомненно, участь счастливая, но утомительная. Какой хочешь облик принимай, но сил-то у тебя от иллюзорной груды мускулов не прибавляется. Оттого любила Лоуд шнырять мальчишкой или юнцом-недоростком — вот тогда чуешь себя сильным-ловким, аж в радость. Но у людей мелковатый образ уважением не пользуется. Вот если мужик бычьего обличия по улице косолапит, тогда да…
Впрочем, сейчас выбирать не приходилось. Лоуд закинула мешок на плечо, стараясь шагать непринужденно, миновала пристань. Хребет уже ломило, а еще в гору подниматься и ленивых цепных шмондюков освобождать. И что в этот мешок напихали⁈ Там на десять латников хватит. Нет, так дело не пойдет.
Лоуд остановилась у тропки, поставила мешок, — от лодок поднимался десяток хвостачей. Коки-тэно для убедительности вынула из кармана сержантскую трубку — внутри благородного прибора булькнула бурая жижа. Ладно, придется пустую сосать. Сержанта-краснокамзольника здесь все равно в лицо знать должны.
— Стоять!
Цепочка хвостачей, вздрогнув, замерла, старший с зарубкой-татуировкой на плече поспешил к господину сержанту.
— Одного сюда, — Лоуд указала трубкой на не самого рослого воина, одновременно сапогом пихнула мокрый мешок. — Нести груз!
Хвостачи смотрели обиженно, указанный затоптался на месте.
— Сэр, молитва… — робко замямлил старшина.
— Успеет, чертт бы вас, — Лоуд стукнула непонятливого хвостача-старшину трубкой по лысому лбу, жижа плюхнулась тому на нос.
Старшина поспешно выдернул из строя облюбованного оборотнем несчастного и десяток торопливо устремился прочь. Командир, размазывая по мордосу пахучую дрянь, с ненавистью оглянулся на краснокамзольника-самодура.
— Так-то, чертти бы вас, — довольная Лоуд пихнула во впалый живот новоявленного носильщика. — Взял и пошел!
Парень, чуть не плача, подхватил мешок, с трудом взгромоздил на тощее плечо.
— Веселей, шмондюк слабосильный, — оборотень подбодрила носильщика сапогом под драное подхвостье.
Пока шли по валу, Лоуд в своем выборе разочаровалась: хвостач попался квелый, его заметно пошатывало, портки висели как загаженные. Непрезентабельный, как говаривал Укс. Даже хвост и клок волос на башке какие-то худосочные, облезлые. Нет, надо было другого брать. Был там такой мордатый…
Лоуд направила носильщика за штабели леса, к месту содержания дорогих, но никчемных волко-минов, или как их там по умному обзывают. Здесь все было спокойно: ходил часовой со своей пикой-удочкой, узник дрых в клетке. Правда, на шаги лохматый зверь приподнял башку.
— Готов, полоскун-потаскун? — поинтересовалась, озираясь, Лоуд.
Карлик невнятно, но очень согласно, зарычал.
Лишних хвостачей вокруг не имелось — видимо, все на центральную площадь поперлись. Ну и ющец с ними.
— Начинаем, — объявила Лоуд.
Узник радостно тявкнул.
Оборотень, с сомнением озирая клетку, прошлась вокруг, оказалась рядом с часовым — оба хвостача непонимающе следили за ее маневрами. Особого зла к закудханым воякам Лоуд не испытывала, да и дальнейший вечер должен стать интересным. Посему часовому лишнее чувствовать ни к чему…
Хвостач вздрогнул — клинок ножа до упора вошел в печень — воин, пытаясь устоять на ногах, крепче оперся о свою пику.