Спаун мчался вокруг опор уже третий крут и рубил все канаты, что выглядели более-менее натянутыми. Недлинное, массивное лезвие «теска» легко рассекало плетеные волокна — клинок был заказной, хороший. Со всех сторон выли и орали — на редкость неразборчиво — сверху рушились доски, бухнулось на землю тело в красном камзоле, звонко ухнуло деревянное ведро: раскололось, заволокло пространство между столбов густой угольной пылью. В пелене Спаун угадал полуголых хвостачей, размахивающих мечами — лезли наугад, но со всех сторон. Имело смысл оттянуть неизбежное. Сыщик подпрыгнул, ухватился за раскачивающийся канат, что казался на вид понадежнее и полез вверх. Видимо, спасительная угольная завеса оседала — дышать стало легче, зато кашляющие хвостачи остались в пелене. Тут Спаун осознал, что не столько взбирается вверх, сколько возносится…
…Главное — это не смотреть вниз. Спаун не любил высоты — видят боги, человек не обязан любить все неприятное, достаточно просто не поддаваться страху. Земля, пыль и вопли уплывали вниз, справа ползла скальная стена, мелькали настилы-галереи… Не смотреть… Спину рванула боль. Сыщик стиснул зубы, но продолжал лезть вверх. Он твердо знал, что до самой смерти не разожмет руки. Пусть потом канат из пальцев вырезают, но определенно, не отпустит. Только не смотреть…
Скала справа кончилась — распахнулся немыслимый простор до горизонта, торчали торбы-костяшки скал и неровные лопатки пустошей, качалась закатная багровость на западе. Ударил в грудь и лицо ветер, закрутил несчастного сыщика, как одинокую вяленую черноперку на нитке. Спаун зажмурился, застонал. Только вниз не смотреть!
…Человека болтало и крутило, он лез вверх — экономными короткими движениями, строго поочередно работая руками и ногами.
— А ты цепок! — одобрительно сказали сверху. — Башкой не стукнись. И хватайся понадежней, туг не вантовая сетка, а ющец знает, что такое наплели…
…Ячеи сетки, обтягивающей борт, Спаун не выпустил и когда лег на дно утлого трюмного короба. Рядом скорчился мертвец, потрескивал остывающий котел машины, бодро вращались непонятные штуковины, с чем-то возился озабоченный Укс. Необъятное пузо «колбасы» заслоняло темное вечернее небо — ветер теребил какие-то тряпки и порванные ячейки сети. О, боги, — Спаун зажмурился. Нет, не надо смотреть!
— И что мы теперь? — спросил сыщик у свиста ветра.
— Да ничего. Летим потихоньку, — отозвался призрачный окружающий ужас хриплым голосом бореда. — Логос-засранец внизу остался, так что всё в наших руках.
— Да?
— Э, тебя как убеждать нужно? Небось, не девка, ющец тебя зацелуй. Угля нет, якоря нет, а остальное у нас неплохо. Ушли.
— Якоря я что-то не нашел, — пробормотал Спаун, стараясь не думать о высоте.
— Может, и не было якоря. Он, наверное, равновесие нарушает.
— Так какого бубна…
— Не ори, сыщик. С разбегу много не поймешь, тут разобраться было нужно. Ты в химии и физике учен?
— Разве что по ядам и водяным ловушкам.
— Это все знают. У нас здесь тоньше. Указатели котла я пока не шибко понимаю. Да ты сядь, тебя в спину задело. Загрязнится…
Спаун ощупью сел, стараясь не особо выпрямляться. Спину действительно жгло, и сильно. Мышца задета.
— Тут бутыль. По запаху что-то вроде джина. Но только на донышке осталось. Тебе на спину брызнуть или внутрь?
— Поровну, — пробормотал сыщик и рискнул приоткрыть глаз…
Укс улыбался. Губа у него была разбита, на ухе запеклась кровь, но ведь улыбался боред. Небывалое зрелище, напугаться впору. Впрочем, Спаун и так очень боялся.
— А это у тебя что? — спросил для расслабления нервов сыщик, глядя на устройство на лбу бореда. Похоже на очки для улучшения зрения, что потихоньку входят в глорскую жизнь, но эти здоровенные, в кожаной оправе и с пучеглазыми линзами.
— От ветра мордос недурно защищают, — пояснил дарк. — Весьма удобная вещь. На ящик садись, спину гляну.
— Нет, мне внизу удобнее, — Спаун рискнул встать на колени, подставляя спину.
— Еще кровит, хотя задело по касательной. Сбрызну и забинтуем. Рубаху рвать?
— Что ж на нее, смотреть?..
Потом Спаун сидел рядом с угольным ящиком и очень неспешно допивал содержимое бутылки. Пойло было странным, но неплохим, бутылка на редкость изящна. Спину жгло, но с повязкой стало гораздо лучше. На сердце, душе, в кишечнике, и вообще везде, полегчало. Сыщик наблюдал, как Укс раздевает мертвеца: боред вытряхивал за бортом штаны покойника.
— Портки тебе велики, я заберу. А куртка тебе пойдет, — на редкость доброжелательно пояснил дарк.
— Это по-честному — согласился Спаун. — Мясо делить будем?
Укс ухмыльнулся:
— Не трясись. Сесть мы в любой момент можем, с голоду и холоду точно не околеем. Управлять «фьеколом» сейчас трудновато — котел остывает, ветряки машины не крутятся. Пока что нас ветром несет. Нужно сесть в неублевом месте, угля заготовить или хотя бы дров нарубить. С них, правда, тяга дурная.
— Ничего-ничего, сядем, углем займемся без спешки. Топор, я вижу, имеется?
— Тут кое-что толковое завалялось, — заверил Укс. — Не самый закудханный корабль нам достался.
— Ну и слава ботам. А с этим как? — сыщик показал бутылкой на сложные устройства.
— А что с этим? — удивился боред. — Придумано изящно, делалось рукастыми мастерами — в Глоре вряд ли такой котел склепать могут. Но, по сути, элементарный механизм. Логос вовсе ослеп, раз раньше никто из людей да такой простоты не додумался.
— Действительно, пустяковина, — кивнул Спаун. — Вот очки у тебя истинно редкостные.
Укс захохотал:
— Так тут еще одни очки добрые хозяева оставили. Нацепи, да глянь вниз. Если обмочишься, боги простят — тут все равно грязища, убираться пора. Эх, нет с нами Грушееда…
…Выглядывал за борт сыщик, намертво вцепившись в сетку и приседая — борт высокий, но ноги как-то сами подгибались. Мерцали близкие звезды, проплывали далеко внизу темные скалы и поляны — корабль явно относило к западу, в сторону Дарковых Пустошей. Впрочем, жуткие пустоши с такой высоты выглядели как-то несерьезно. Похоже, мир сегодня сильно изменился.
Укс проверял узел на ноге мертвеца — покойнику предстояло послужить якорем, хотя технология применения якорного механизма в новой летучей ситуации была не совсем понятна.
— Значит, это «фьекол»? — Спаун осторожно подергал сетку.
— Не знаю, как они его раньше называли, но теперь «фьекол».
— Понятно. А тебя как теперь именовать? Сэр летучий капитан?
Укс пожал плечами и показал на мертвеца:
— Этот назвался кем-то вроде кормчего или вёсельника[7]. «Я пилот, меня нельзя резать». Шутник еще тот был. Но словечко хорошее и удобное.
— Подходящее слово. — согласился сыщик. — Сэр пилот, хотел бы вам напомнить, что люди иногда должны на землю опускаться. И желательно не в виде голозадого якоря.
— Непременно, — заверил боред. — Рассветет, выберем место и опустимся. У нас есть чуть-чуть угля, для легкого маневра хватит. Полагаю, ты поможешь с заготовкой топлива. В меру сил, естественно. Не будем забывать о твоей ране. Но задачу мы помним, нужно отыскать разведчиков и сообщить о состоянии дел.
…Спаун смотрел в темноту за бортом. Очки прикрывали глаза, ветер не так чувствовался. Да, несомненно, это тот самый день, когда меняются судьбы. Как-то говорили с Леди Катрин о подобных мгновениях. Быть свидетелем такого дня и не наложить в штаны — большая удача.
Летучий «фьекол», гм. Это же какие перспективы? Нет, не будем забегать вперед….
7
Пилот — происходит от французского pilole, итальянского pilota, греческого Pēdōtēs, то есть кормчий или рзdоп весло.