— Этки, ынкэн! Плохое это!
Но ложка с горчицей уже была во рту. Лицо Пананто застыло, рот остался открытым, он жадно хватал воздух, из глаз лились обильные слезы.
— Папа, пап! — закричал Владик. — Пананто целую ложку горчицы съел! — А сам не мог удержаться от смеха и схватился за живот. Ему было жалко хорошего старика и в то же время смешно.
Кое-как отец с матерью заставили Пананто прополоскать рот, отпоили его холодной водой и снова посадили за стол. Владик объяснил ему, что это горчица, она горькая и едят ее помаленьку, только с мясом. Пананто посмотрел на банку с горчицей и переставил ее на другой конец стола.
Заходил к отцу и высокий стройный Тэгрынкеу, который хорошо говорил по-русски, был грамотным и сведущим человеком, его уважали увэленцы. Говорили, что он был большим начальником — председателем Чукотского окрисполкома. Тэгрынкеу уже знал, что такое горчица, перец, и часто хвалил маму за хорошо приготовленный суп и котлеты из мяса белого медведя или нерпичьи ребрышки, тушеные с сухим луком и перцем. Он был интеллигентен и всегда говорил маме или отцу: «пожалуйста», «спасибо», «извините», «простите». Отец даже порою ругал его за излишнюю учтивость.
Тэгрынкеу очень интересно рассказывал, все время шутил и заразительно, громко смеялся, показывая ровные белые зубы. Владик затаив дыхание, с раскрытым ртом слушал его.
Еще до Советской власти Тэгрынкеу ездил на какую-то этнографическую выставку в Сан-Франциско, где его, как чукчу, показывали американцам, заставляя в жару надевать меховую одежду и есть сырое мясо. Он много плавал матросом на китобойных шхунах, хорошо разговаривал по-английски. Однажды китобойную шхуну, на которой работал Тэгрынкеу, арестовало русское военное судно за браконьерство и увело ее во Владивосток. Тэгрынкеу не посадили в тюрьму, оправдали, но была осень, суда уже не ходили на Чукотку, и он целую зиму прожил во Владивостоке, где хорошо научился говорить по-русски, сдружившись с рабочими морского порта.
А потом его арестовали по-настоящему за избиение стражника-полицейского, который издевался над чукчами, требуя, чтобы они платили ясак. Тэгрынкеу увезли в Петропавловск и посадили в тюрьму. Освободила его революция.
Владик готов был слушать Тэгрынкеу всю ночь, но вот они начинали спорить с отцом о товариществах, колхозах и работе райинтегралсоюза и никак не могли определить, кого же считать кулаком у чукчей. Отец доказывал, что зажиточным является тот чаучу, который имеет больше двухсот оленей. Тэгрынкеу же возражал и говорил, что чаучу даже с тремястами оленями кое-как может прокормить свою семью в пять человек. Ведь ему же надо шкуры на ярангу, одежду и мясо на еду. Владику становилось скучно от этих споров и он уходил спать.
Владик часто встречал Тэгрынкеу в школе. Его сын Лева учился в четвертом классе, а дочка Ида, симпатичная широкоглазая девчонка с длинными смоляными косами, училась вместе с Владиком. Тэгрынкеу спрашивал Павла Матвеевича, как учатся его дети, нужна ли какая помощь школе. И если надо было собрать родителей, то он обходил каждую ярангу и объявлял о собрании. Среди увэленцев были и такие, которые считали, что детям не нужна грамота и в школу ходить не обязательно. Тэгрынкеу умел разговаривать с такими и убеждал их, что грамота нужна всем чукчам. Заботу о школе Тэгрынкеу считал своим долгом и говорил, что он начинал ее строить еще в 1914 году и обязан следить за нею. Летом он крыл крышу школы, перекладывал печи, чистил трубы, вставлял и промазывал стекла. А зимой, когда школу заносило после пурги снегом, брал лопату и шел откапывать двери. Увэленцы не могли пройти мимо и помогали ему.
Русские, жившие в Увэлене, не раз спрашивали Тэгрынкеу, почему он ушел с такой большой должности. Он вежливо отвечал:
— Чукотский национальный округ как государство, а им надо уметь управлять. Грамоты маловато, а учиться, когда тебе пошел пятый десяток, трудно.
Частыми гостями у отца были и Рычып, и Амтын — председатель сельсовета, отец Тутыриля, и косторезы Таай и Айе, заходил и улыбчивый председатель райисполкома Туккай, которого очень уважала мать за его деловитость. Она работала в райисполкоме секретарем-машинисткой. И со всеми отец находил о чем поговорить, смеялся и шутил. Но особенно был рад Владик, когда в гости приходил Кагье. В отличие от всех Кагье был настоящим охотником, а Владик, так же как и все мальчишки, жил охотничьими страстями.