Появились дети. С ними — новые радости и заботы. Дни бежали один за другим. На первый взгляд ничем не примечательные — и все же каждый был не похож на другой. И была земля. Безбрежные просторы плодородной земли. Что посеял, то и росло, несмотря на короткое сибирское лето. Таманский любил землю! Любил спозаранку выйти в поле. Вдохнуть полной грудью бодрящий утренний воздух, полюбоваться видом полей, меняющих свою окраску в зависимости от времени года, дня или погоды. Перед самой войной он был уже заместителем директора совхоза. Живешь себе, не считаешь ни лет, ни дней, ни часов. Но ведь бывают в твоей жизни не только года, месяцы или дни, но даже доли секунд, которые навсегда остаются в памяти.
О войне Таманский узнал по телефону. Он — с самого утра, злой как сто чертей — звонил как раз на районную базу, так как там почему-то тянули с доставкой запчастей к комбайнам, а тут жатва уже на носу. Вначале он все никак не мог соединиться, а когда наконец услышал голос секретарши директора базы — сразу обругал ее и накричал. И вдруг осекся, как-то ему стало не по себе, потому что девушка на другом конце провода плакала. «Надюша, милая, извини, золотце мое, что нахамил. Раскрыл пасть как варежку. Ты пойми, я же не на тебя. Сама знаешь, что они с этими запчастями вытворяют. Ну, успокойся, Надюша. Приеду в Орехов — шоколадку тебе куплю…» А Надя зарыдала еще громче. «Не до ваших комбайнов сейчас, Виктор Максимович, — война началась! Леньку моего забирают и других ребят… Война, Виктор Максимович, война!..» Этот прерываемый рыданиями голос Нади до конца дней своих не забудет Виктор Таманский, как не забудет он и сцены прощания на пароме. Их провожала вся деревня. Даже старенький «Генерал-вша». Он молча стоял в сторонке. Седенький, сгорбленный прожитыми годами, нелегкой своей жизнью, с пустым рукавом… Бабы плакали, громко голосили. Дуся стояла спокойная, сдержанная. Виктор тоже. Все свои слезы выплакали они в последнюю свою бессонную ночь. Держали Светку за руку. Валерка бегал с ребятишками. А потом паром отчалил от берега…