Палат, где лежат уже родившие пять, по десять коек. То есть одновременно в отделении могут пребывать 50 рожениц и столько же детишек. А перед входом в предродовую, напротив лестницы, также отгороженное от лестницы приёмное отделение и пост дежурной сестры принимающей передачи и сообщающей родственникам о рождении детей.
Я лежу, корчусь от болей, но молчу. Мама много раз говорила мне, чтобы я не смела кричать во время схваток, это мол потеря сил. Плохо и ребёнку и тебе. Ты лишаешь ребёнка воздуха и он дольше не рождается и может даже задохнуться.
Я очень этого боюсь и стараюсь не кричать, но постанываю, а чтобы не закричать, хватаюсь руками за прутья в изголовье и больно упираюсь в них головой, чтобы одна боль, перешибала другую.э
Нам зачем то принесли завтрак, по кружке кофейного напитка и куску хлеба с маслом и яйцом. Но мне совсем не хочется есть и другим тоже.
В предродовой одновременно со мной ещё три женщины. Одна периодически громко вскрикивает, почти взвизгивает, вторая измождённо подвывает извиваясь всем телом в такт вою, а третья ходит ногами по кровати, басом приговаривая, "ой тошно", а на предложение лечь, а не ходить, садится на подоконник с этим же ,"ой, тошно".
Нянечка протирает пол. Поравнявшись со мной и видя мой способ борьбы с болью она говорит:Тю, милая, что ты мучишь и увечишь себя. Ну-ка слушай меня, давай вместе со мной глубоко и протяжно вдыхай в себя и сильно выдыхай. Давай.
Я начинаю дыхательные упражнения, как говорит она и вскоре обнаруживаю, что пока я сосредотачиваюсь на дыхании боли утихают. Жду новой порции и снова начинаю дышать при этом начинаю реагировать в промежутках между схватками на окружающее.
Потом ко мне подходит акушерка, смотрит и говорит, а вот в чём дело, сейчас исправим. Она прорывает пузырь и говорит , скоро пойдём. И отходит, а я лежу уже в сырости.
Слышу голос моей мамы. Она плачет, ой, доченька, как она мучается. И слышу, как ей отвечают:- И моя тоже.
Потом чувствую, что что-то меняется и кричу:- Подойдите ко мне пожалуйста. Но они сидят все за столом, завтракают, весело перешучиваются и на мой зов не обращают внимания.
Я начинаю лихорадочно соображать, чем привлечь их внимание, вижу кружку с напитком, хватаю её и с размаху бросаю на пол. Напиток разбрызгался на свежевымытом полу, а железная кружка загремела громко. Ко мне подбежали:- Ты что хулиганишь, и тут же ,- Ой, ой подожди, не тужься, давай скорей, пойдём миленькая, суют в руки пелёнку и причитая, только осторожней, только тихонько, ведут в родовую. Головка ребёнка уже наполовину вышла.
Дальнейшее проходит почти мгновенно, кроме того момента, когда я засмеялась. Они помогали головке освободиться, а мне стало щекотно. Акушерка сказала, что такую мамочку, чтобы смеялась при родах видит впервые.
А потом мне показали ребёнка, он вылетел пробкой за пределы приставленного столика, акушерка еле успела поймать.
Девочка, мне показывают её и уходят обрабатывать, а меня оставляют в родовой одну. Минут через десять акушерка вернулась и сообщила вес 3 кг рост 52 см, ребёнок нормальный, дефектов нет.
Наконец вышла детская сестра и показав мне дочку ещё раз, понесла её в детскую. Тут в родовую привели ту женщину что вскрикивала с визгами и занялись ею на втором кресле.
Вокруг неё крутились уже трое, роды были тяжёлыми, женщина обессилела. В 33 года, первый ребёнок, схватки прекратились и сейчас решали вопрос рожать или делать кесарево.
Остановились на рожать и стали жгутами из полотенец выдавливать ребёнка, а потом врачу пришлось поворачивать его, он лежал поперёк. Впервые я увидела, как рука по локоть погружается внутрь человеческого тела.
Они вертелись около неё, а я смотрела на её лицо. Оно посинело а они не замечали.
Я закричала, о том, что она синеет и тогда они сразу бросили изымать ребёнка и занялись ею.
Ей сделали укол и потом массировали грудь, остановилось сердце. Потом она вздохнула и ей тут же дали кислородную подушку. Пока роды приняли ей сменили три подушки.
Но мальчика извлекли живого и она тоже была уже вне опасности.
А мне после всего пережитого страшно захотелось есть и мне сказали, что сейчас принесут. Мама всё металась по лестнице и рыдала, когда нянька высунулась в окно и сказала ей ' "ну чего здесь мокреть развела, дочка давно родила. Внучка у тебя"-" Да как родила, вон она кричит, стонет"-" Вот Фома неверная, говорят тебе, твоя родила, не пикнула даже, жрать просит, беги быстрей, купи чего-ничего"
Мама со всех ног бросилась на площадь, купила хлеб с сыром и бутылку кефира и виноград. Она принесла и та же нянечка пришла в родовую и плюхнула это всё мне на грудь, "ешь'. Сила , а не антисанитария. Но съела я всё моментально.
В родовой я пролежала два часа. За это время с меня стекло всё и далее больше за все 9 дней пребывания в роддоме не капнуло. Оказывается это было тоже плохо. Потом, когда мне приносили кормить ребёнка, у меня начинались дикие боли, хуже чем при родах, и мне стали делать уколы обезболивающие и смягчающие сокращения.
Сокращения на сухую это хуже всего-, сказала врач, и выдала фразу, -как бы вторыми родами вам не умереть, милочка. Эта фраза потом чуть не стоила жизни моему второму ребёнку.
Я попала в третью палату, где уже лежали шесть женщин и четыре кровати оставались ещё пустыми. Мне досталась вторая кровать слева от входа. Пустовали кровать рядом, кровать у окна справа и вторая от входа справа. Туда потом и поступили женщины бывшие со мной вместе в предродовой.
На кровать рядом со мной через час доставили измученную первородку, на кровать у окна положили "ой,тошно", двадцатилетнюю женщину со спутанными , свалявшимися в колтых волосами, кажется очень давно немытыми. На кровать справа от двери привезли ту, что жалобно с подвываниями стонала при схватках.
Это была женщина 47 лет, тоже первородка. Мучилась она более трёх суток и просто удивительно, как выжил при этом её ребёнок и почему ей не оказывали помощь.
Она была одинокая, устала жить одна и решилась родить ребёнка, в столь позднем возрасте, ради того, чтобы было для кого жить. Мальчик у неё родился крупный 5,400 так что понятно, отчего она так мучилась.
Катя пришла в себя после родов на третьи сутки и оказалась очень доброй, общительной и приятной женщиной.
Остальные женщины поступившие ранее нас, запомнились мне менее. У окна в нашем ряду лежала Люся, родившая ночью. Ей ещё не приносили ребёнка на кормление, она мне запомнилась оттого, что наших детей перепутали.
Кормить детей нам принесли в 6 утра следующего дня, в понедельник. По коридору загремело, потом распахнулись двустворчатые двери палаты и въехала большая каталка, на которой в рядок, как полешки лежали плотно запелёнутые малыши.
Вели они себя по разному, кто-то уже пел песни, во всю Ивановскую, кто-то зевал, а кто-то мирно посапывал носиком. Потом я узнала, что прежде, чем везти на кормление их слегка прикармливали, оттого некоторые и спали. А вот обработкой и пеленанием, занимались после кормления, чтобы деток дважды не крутить, так что привозимые на кормление, изрядно попахивали. Такие были порядки.