-Так Инна Нагировна, вы пока отдохните, оперировать будет Ирина Петровна, а вы, -обернулся он к студентам, -шагом марш за мной, в мой кабинет, у меня для вас есть дело поважнее.
И он увёл за собой всех студентов, под громкие возмущённые вскрики доктора Ким.
Но ничего не сделаешь, распоряжения заведттующего принято исполнять. Сам процесс описывать не буду. Делали всё тогда без уколов, без азота, на живую, так что удовольствие малое и единственное, что помню, это очень ласковые руки врача.
А потом, когда уже вставала на ступеньки приставленные к креслу, то загремела вниз, потеряв сознание. Пришла в себя уже в палате, на кровати, почему-то дышащей через кислородную подушку.
А все смотрели на меня, как смотрят на покойника, вернувшегося с того света.
Вечером я уже поднялась и вышла в коридор, где села у окна и уставилась в окно невидящим взором на больничный парк.
Здесь меня и увидел Владимир Николаевич.
Уже все разошлись на ночной сон, а я всё сидела. Он сегодня дежурил и с ним мальчик -интерн. Зная мою историю и понимая состояние, он подошёл, взял меня за руку и сказал, пошли, строгим,властным тоном.
Он привёл меня в свой кабинет, где сидел парень-интерн и распорядился:- Андрюш, быстро на кухню, организуй чайник кипяточка. Андрюша точно обернулся быстро и принёс кипяток. Они заварили свой чай, потом налили в кружки и мне тоже, плеснув туда примерно грамм 40 коньяка.
- Вот это для восстановления крови, -сказал он, велев мне пить чай.
Всю ночь я просидела в этом кабинете, они играли в шахматы, развлекая меня анекдотами и медицинскими случаями, лишь бы я не уходила в себя.
Естественно, когда я утром пришла в палату, в глазах соседок я была уже не просто блатной, а чуть ли не любовницей заведующего. Бабы во всём мире одинаковы, не знают, так домыслят и разубеждать их в чём-либо бесполезно, да я и не стала бы.
После обхода, тех, кто пролежал более трёх дней уже назначили на выписку. Совершенно неожиданно он назначил на выписку и меня, сказав, что у меня всё благополучно и мне будет легче и лучше дома, чем в больничных стенах, тем более он на двое суток уходит .
Естественно эти слова утвердили женщин в их мнении ещё больше. Единственное условие, которое мне поставили при выписке, не поднимать никаких тяжестей, по возможности лежать и через три дня показаться в консультацию. Я обещала всё исполнить и слово сдержала.
Дома целых десять дней я лежала потом в полной прострации, почти непрерывно курила и размышляла, что мне делать. Было пусто в душе и оттого, что я убила ребёнка и оттого, что я теперь одна без средств, без профессии, между небом и землёй . Даже на дочку я реагировала вяло, через силу.
А тем временем мама сходила на заводе в профком и выбила для Ирочки путёвку в детский садик. Садик-то был заводской. Теперь он находился не там, куда ходила я. Он переехал недалеко от нас, на Советскую улицу, возле Питомника. Назывался детсад Солнышко, а заведовала им по-прежнему, изрядно постаревшая, но всё такая же живая и энергичная, Клавдия Петровна.
Ко мне пришла, Верина соседка, из дома рядом, Таня и позвала меня идти с ней, устраиваться на работу, на телефонный узел, телефонисткой. Я согласилась, нужно же было начинать где-то работать. Таня только в этом году окончила школу и хотела идти работать, только телефонисткой.
Мы сходили с ней в узел связи, получили направление на медобследование. Здесь нужно было пройти только одного лора. Нужно было проверить слух и горло, голосовые связки. При проверке меня забраковали.
Голос у меня был громкий и я не поняла, почему не подхожу, но Лор врач объяснила, что дело не в громкости голоса а в крепости связок, а у меня они слабые и я могу легко сорвать голос, к тому же мне нельзя работать с гарнитурой, уши , барабанная перепонка, тоже слабая, а там постоянная нагрузка.
Я расстроилась, что придётся искать другую работу, но Лор-врач сказала, вы же можете пойти телеграфисткой, руки же у вас нормальные.
Так мы и сделали. Таню взяли ученицей телефонистки , а меня телеграфистки. Вот так я нашла работу всей своей жизни.
Через неделю я впервые повела дочку в садик. Очень переживали обе и мама и я. Мама уже хотела взять отпуск на работе, чтобы если возникнут осложнения, сидеть первые дни с ребёнком после обеда дома, но осложнений не возникло, словно дочка понимала всё.
Когда мы пришли в садик, там одновременно переодевались и другие дети. Иришка внимательно посмотрела на всех и сказала мне '"пачут". Да, плачут,- ответила я. -Посмотрим, будешь ли ты плакать-заметила воспитательница. Она очень внимательно посмотрела на неё и так же серьёзно ответила "нет". Потом я поставила её на пол, взяла за ручку и повела к двери в группу.
Воспитательница стояла в проёме. Иришка ручкой подвинула её юбку и заглянула в группу, где уже играли несколько детей. С совершенно счастливым видом она обернулась ко мне и выдохнула: " игушки". Вырвала ручку из моей руки и побежала в группу к игрушкам. Всё. Больше ей никто и ничто не были нужны. И ни одного раза она в саду, ни по дороге в него, ни там не плакала. Её нет было твёрдым.
Глава 17 Освоение профессии.
А я пошла на телеграф и приступила к обучению профессии. Вместо трёх положенных месяцев, я освоила печатание за полтора и скоро встала на работу в смену. Правда первое место моей работы было на телефоне. Нужно было по телефону принять телеграмму у работников деревенских отделений связи, записать её, потом набить на аппарате на перфоленту и отдать на передачу в Москву.
Оттуда с Центрального телеграфа все телеграммы также передавались в нужные пункты. Работа на простом телефоне не равнялась работе с гарнитурой, поэтому ни связкам, ни ушам вреда не приносила.
Я работаю на Центральном телеграфе Серпухова. Когда ещё школьницей я подрабатывала на разноске телеграмм, то телеграф находился в тесном помещении, совместно с почтой.
Там был тёмный зал, где сидели телеграфистки и ещё более тёмная маленькая комнатка экспедиции, где давали телеграммы на разноску. Тогда доставщики вынуждены были заходить в этот загон, иначе его не назовёшь по одному, а ждать в общем зале для клиентов.
Теперь телеграф расположен в отдельном здании, построенном в сквере, за междугородным телефонным узлом, по улице Чехова.
Здание телефонного узла на углу площади Ленина, старое, дореволюционное и там на втором, третьем и четвёртом этажах сидят телефонистки. Доступа посторонним туда нет, только по пропускам.
Внизу отдельно зал для междугородних переговоров и приёма телеграмм от населения, а в отдельной комнате телеграфистка передающая телеграммы непосредственно в главный центр. Оттуда они пойдут на передачу в Москву. Так что приём телеграмм расположен в другом месте, чем сам телеграф,а именно в зале междугородки.
Приёмщицы телеграмм на самом телеграфе бывают только в дни выдачи зарплаты, в остальное время они как бы отдельно ото всех, а вот телеграфистки меняются.