Язык у меня был острый и язвительный, если я придумывала кому-то прозвище, оно липло намертво. И получивший его не мог отделаться от него всю жизнь. Если же на меня сердились, то я вставала в невинную позу, прикладывала палец к уголку губ и честно и преданно, заглядывая человеку в глаза, говорила, "ну, ударь меня, ударь, я заслужила, прости дяденька, я больше не буду, а тебе полегчает."
Конечно такую коварную особу никто не трогал, махнув рукой начинал смеяться. Ох, помню, как злилась на меня Верка, за эти мои фокусы. Она всё время говорила, "почему, когда я это пытаюсь повторить, мне обязательно врежут, а тебе всё прощают?"
Потому- отвечала я-что я смотрю глазами невинного телёнка, а ты злыми, оттого и не получается. И вообще придумай свои методы, а не слизывай мои. Вон ты чуть что, парню мажешь всей пятернёй по морде, а я всего посмотрю и слово скажу и меня понимают и не пристают. Разные мы, вот и всё.
Я к тому времени знала большое количество анекдотов, причём они у меня были разбиты по темам и сериям. А что может быть лучше для компании, чем хороший анекдот ко времени и к месту рассказанный, да ещё если ты умеешь рассказывать их не смеясь раньше времени. А я умела.
Так что практически становилась душой компании легко и просто и очень быстро обнаружилось, что если я не пошла гулять, то компании скучно без меня.
С подружкой по телеграфу Надеждой, мы часто выходя с вечерней смены с работы, начинали вспоминать разные фильмы и эпизоды из них. И вот однажды заметили, как только выходя, вспомним фильм "Председатель" и смешного деда из фильма, любившего повторять "а вот ещё у меня случАй был", так с нами обязательно что-нибудь случается.
Только вспомнили, как сзади на нас налетели мальчишки, лет по десять и принялись нас ощупывать. На мне пальто прорезиненное, может кто помнит чёрные колом стояли в набитый кружочек, что за материал не помню, на клеевой основе, непромокаемое.
Через него ничего не прощупаешь, оно как брезент, а Надюшка успела заслышав шаги посторониться, и её щупатель только скользнул по ней руками и не удержавшись шлёпнулся в лужу. А я смотрю на руки бегающие по моему пальто и смеюсь, не могу остановиться, только поймала эти ручонки и вытащила обладателя вперёд, а сама от смеха ничего сказать не могу и Надька за дерево ухватилась и за живот, хохочет.
Парень ноет, тётенька отпусти, извивается, а я угораю. Потом отпустила его, дала лёгкий подзатыльник, иди уж, горе исследователь. Они убежали, один грязный и мокрый, другой руки потирая онемевшие от моей хватки, а мы ещё минут десять хохотали.
В другой раз тоже только вспомнили, автобус подошёл. Мы ещё думали, ехать или идти, но вроде автобус свободный, решили ехать. Надюшка вошла, а я, стала входить да на ступеньке резинка отошедшая ,я на ней и оскользнулась. Наполовину из автобуса выпала, а он уже тронулся и ноги мне дверью зажал. Я пытаюсь вырваться, валяюсь на ступеньках и ржу, по иному не скажешь.
Водитель в зеркало увидел болтающиеся ноги, автобус остановил, двери открыл, а я от смеху на улицу выползла и стою захожусь смехом, в две погибели сложившись. Он понял, что я входить не буду и поехал. Я пошла пешком, иду и хохочу. Представляю, как я выглядела. Вся грязная, помятая.
К следующей остановке подхожу, а там Надюшка стоит и хохочет, меня ждёт. Ну что, говорю поедем?
Не-а -отвечает она- пешком пойдём, а то ты опять за автобусом ползти будешь. Мы с ней решили больше этого деда не вспоминать, а то снова в историю попадём.
Глава 23. Прожигание жизни.
В то время у всей Серпуховской молодёжи было одно место сбора для гуляний. Это кусок Первой Московской улицы, далее площадь Ленина, оттуда по Второй Московской до поворота к парку, потом по центральной аллее парка до кинотеатра Центральный, поворот налево к танцплощадке, круг почёта вокруг неё и снова тем же маршрутом обратно. Так и гуляли взад вперёд, компаниями, парочками, и прочее.
Куча знакомых, постоянные остановки там и тут и разговоры, пересуды. Так время проводили. Танцы два раза в неделю. Тогда ещё и на танцы забредали, если охота была. А домой возращались большой компанией по Советской.
Так вот тут я куражилась по полной. Голосина был будь здоров и выходя на Советскую я запевала либо Валенки, валенки, либо Ой, мороз мороз. Тут уже все знали, кто идёт.
А я ещё начинала дурачиться, вынимала сигарету, подходила к какой-нибудь компании ребят и изображая пьяную, канючила заплетающимся языком, "ребя, дай прикурить". Некоторые шарахались от "пьяной" девки, некоторые давали огонька, лишь бы отделаться.
Те, которые пытались заигрывать с пьяненькой, очень быстро обнаруживали, что девица трезвая и совсем не беззащитная.
Вот так я развлекалась, а молва впереди меня бежала.
Однажды, гуляя большой компанией, мы только свернули к парку, громко разговаривали, смеялись, как услышали в мой адрес от проходящей парочки, от парня, "вон местная блядь идёт."
Это меня возмутило, я подошла к нему. И парень и девчонка высокие, я пигалица с ними рядом, правда каблук высокий, так что вроде и не очень заметно.
Я обратилась к нему: " Ты бы извинился?"
-"Вот ещё- зло ответил он-с чего я буду извиняться?
-А с того, что мы вроде с тобой не спали, чтобы ты такими словами бросался
- Да,что я по поведению не вижу
- И что же ты по поведению видишь, я на мужиках висну, или лапать себя позволяю, или ещё что выделываю?
- Ты куришь-заявил он.
- И что? Курить не значит шляться.
-А по мне равноценно.
- Ну извини, тогда заслужил-ответила я и влепила ему пощёчину, не думая, что он может ударить в ответ.
При этом отрезала-Не суди, да не судим будешь.
И пошла. Он меня не тронул. Вот такое отчаяние было в моём поведении, я словно лезла на рожон.
Потом ещё очень полюбила кататься со знакомыми ребятами на мотоцикле. Это доставляло мне несказанное удовольствие. Я садилась на заднее сиденье, но не кулём, как садяться некоторые, а делая опору на ноги слегка приподнималась над сиденьем, чтобы на камешках или кочках не чувствовать тряски.
Мы уезжали на Московское шоссе, там в позднее время движения почти не было и по бетонке можно было гнать с ветерком. И мы гнали.
Ребята хитрили, пытались нагибаться, чтобы ветер бил мне в лицо, но я умела расслаблять мышцы так, что мне это было нипочём. Никто меня этому не учил, всё получалось само собой. И они переставали так поступать, пощады не прошу и не ною, а таких дразнить неинтересно.
Тогда очень в моде были чешские Явы, двухцилиндровые и обладатели их задирали нос.
Один раз меня позвал прокатиться, мой сосед с посёлка, Валерка. Он был старше меня порядком. Я с удовольствием поехала.
Мы доехали до поворота на Авангард, по железной дороге это первая остановка на электричке от Серпухова и съехали в лес. Там присели на траву и сидели разговаривали весьма откровенно. Я подзуживала его, язык то уже привык издеваться и он решил что всё можно.