На фамилию мою они не среагировали, значит точно не знали, кто я.
Неприятным открытием номер два, для меня явилось то, что секретарём суда была моя одноклассница Тая Михайлюк.
Мне было неприятным само осознание, что придётся при ней выворачивать душу наизнанку.
Но далее всё оказалось простым и необременительным. Словно судьба, насладившись моим смятением, решила проявить милость.
Судья объявила, что дело, по-просьбе истца будет слушаться заочно, зачитала его письмо-заявление в котором было написано, что он просит расторгнуть брак, ввиду того, что фактически мы не являемся мужем и женой на протяжении такого-то периода, что он не имеет ко мне никаких ни моральных ни имущественных претензий и просит развести нас, обязуясь выплачивать деньги на содержание ребёнка добровольно.
Зачитав заявление, судья спросила меня, согласна ли я с этим и я ответила, да, полностью согласна.
Более ничего не происходило, судья отметила мою повестку, объявила наш брак расторгнутым и сказала, что я могу подать апелляцию в течении десяти дней, а само постановление суда могу получить через неделю.
Если кумушки и были чем-то огорчены, так это тем, что никаких сведений об этой семье, никаких скандальных подробностей не последовало.
Из суда я вышла с облегчением, оттого, что всё позади и раздражением, ото всего услышанного от сплетниц. А прозвище Нинка-Балаболка набатом стучало в моей голове.
Ехать на работу не имело смысла, было уже 16 часов, работа до 17, так что доберусь уже к закрытию почты. И я потихоньку побрела домой. Со стороны могло наверное показаться, что на меня нагрузили громадный воз, так тяжело я шла.
Забрав Иришку из садика, я ещё немножко погуляла с ней во дворе многоквартирных домов. Там была детская площадка и она любила на ней играть.
Я смотрела на неё, а по моему лицу бежали слёзы. Я вспоминала весь этот бурный, непутёвый, хаотичный период своей жизни, все мгновения этой мятущейся беспокойной души и думала "за что".
Ради чего всё это было и что теперь будет с нами, после того что я узнала о матери. Какие ещё она преподнесёт мне сюрпризы? Чем ещё изгадит меня на словах?
И как мне оградиться от этой грязи?
Я снова вспоминала слова бабушки, твой главный враг живёт с тобой бок о бок, и снова понимала, насколько она была права. Я сидела и давала себе слово, что никогда не стану врагом своей дочери, никогда не злоупотреблю её доверием, никогда не упрекну её ошибками, и ни за что не стану себе измышлять про неё плохое. Я буду любить её и верить ей.
Только так смогу быть ей защитой, а не так как мать моя, ставить препоны и подножки своему ребёнку и очернять его в глазах людей. Злому врагу не могла я пожелать такой участи. Я не понимала, как в матери могут уживаться любовь к детям и стремление погубить своих детей. Ведь словом можно погубить хуже, чем делом. И если злословие идёт от самого близкого и родного человека, то чего ждать от посторонних, скорых на суд?
Домой я пришла измученная и зарёванная, мне не хотелось не только говорить с кем-то, но даже смотреть на мать было противно, а она, как назло, покормив всех ужином тут же пристала с расспросами.
И скрепя сердце односложно я отвечала на её вопросы.
Услышав, что я согласилась на добровольный отказ от алиментов она подняла крик, что он обманет, не будет мне ничего слать и я дура, как и она буду тянуть всё на себе. Я ответила:-Если мы тебе в тягость, то с получки мы живём отдельно, а указывать мне, верить или не верить людям, не нужно, сама разберусь.
Видимо она почувствовала моё настроение, так как прекратила напирать и после сидела и тихо ворчала себе под нос. Но мне было безразлично.
С получки я осуществила то, о чём сказала. Питаться мы стали отдельно, я отдавала деньги только на оплату жилья. За сад я платила сама, еду готовила для всей семьи, но отдельно из своих продуктов себе, из их им. А то, что собиралось в огороде было общим, так как труд вкладывался мой, материн и моих друзей.
Наде было нельзя, так говорила мама. В 10 лет ей сделали операцию на глаза, у неё было сильное косоглазие, так ей подтянули глазную мышцу. В 18 лет ей предстояла повторная операция, для закрепления результата, иначе глаз мог начать смещаться в другую сторону. Собственно ничего резкого и тяжелого, ей нельзя было только год после операции, когда она ходила в корректирующих, как у Юли, очках, но ей было выгодно увиливать от домашних дел подобным образом, и мать шла у неё на поводу. Как никак любимое чадо.
Косоглазие у неё случилось из-за маминого падения во время беременности, поэтому видимо мать испытывала чувство вины перед ней.
Вскоре мне снова пришлось оказаться в здании суда, но уже на другом суде, в качестве свидетеля. За это время нашли виновника резни, меня приглашали на опознание и хотя я полагала, что не помню его и смогла дать только поверхностное описание при опросе, оказалось зрительно я его сфотографировала, так как на очной ставке, среди пяти человек, безошибочно сразу указала на него, а потерпевший также указал на него.
Так как опознание происходило отдельно, всё сошлось. Штык тоже отыскали, именно в том дворе, куда он скрылся. Он закопал его в обломки мусорного кирпича, от обвалившейся кладки, но его нашли.
На суде, несмотря на то, что его дружки грозили мне расправой, я дала именно те показания, что давала и вначале. Не знаю почему, но я их угроз не испугалась, хотя дружки у него были бандиты.
Суть происшедшего была до банальности проста. Потерпевший, абсолютно трезвый , шёл с друзьями на прогулку. В района автобусной остановки, он стал обходить толпу ожидающих транспорта по бровке тротуара и оскользнувшись, невольно навалился на стоявшего парня.
Он задел его рукой, за что тут же принёс извинение. Но нападавший был пьян, счёл случившееся оскорблением и не нашёл ничего лучшего, как наброситься на него неожиданно сзади со штыком.
Потерпевший был много старше, 27 лет и крупнее сложением. Но именно потому, что нападения не ждал нанесённые удары, не дали ему возможности ни защищаться, ни увернуться от ярости 17- летнего подростка.
Так что никаких сложностей это дело не представляло и нападавший, стал осуждённым преступником, получив срок 8 лет колонии, год детской и далее во взрослой.
Никто на меня из его дружков не напал ни тогда, ни потом.
А семья потерпевшего пригласила меня к себе, они хотели отблагодарить, за то что я спасла ему жизнь. С его сестрой Раей мы потом будем дружны до самого моего отъезда в Москву.
Все эти перипетии не прошли для меня даром. В один прекрасный день я разбушевалась. Началось всё с Витьки и закончилось матерью. Но ,как говорится, сама напросилась.
Придя домой с работы, вместе с Иринкой и снова застав в доме Витьку, я сказала ему:
-Всё, хватит играть в детсад. Уходи и больше никогда здесь не появляйся. Когда же ты наконец станешь мужчиной, а не тряпкой. Я два года измываюсь над тобой, давно бы мог понять, что ты мне не нужен, а ты упёрто ходишь и ходишь.
-Но ведь ты теперь развелась, значит я могу надеяться-заныл Витька.