Она не станет уговаривать Мартина остаться. Зачем питать несбыточные надежды? А значит, нельзя открывать правду. Ни отцу, ни сыну. Все, что она может сделать, — это отдать Эдвину всю свою любовь и заботу и уповать, что этого будет достаточно.
К счастью, в последние два месяца Синди была так загружена делами, что у нее просто не было времени сосредоточиться на постоянной ноющей боли, которая после отъезда Мартина поселилась где-то глубоко внутри. Ее дни были заполнены до предела, и к вечеру она чувствовала себя настолько усталой, что засыпала почти мгновенно, не отвлекаясь на несбыточные грезы.
Ее изматывали не только хлопоты, связанные с переездом на новое место. Невероятно тяжелым оказалось расставание с Дороти и Квентином. Было больно видеть, как мужественно они переносят разлуку, как стараются проявить понимание. Но главное беспокойство доставлял ей Эдвин. После отъезда Мартина он стал еще более капризным и упрямым, у него случались внезапные бурные истерики. С переездом в новый дом все еще более усугубилось.
Синди мучили угрызения совести. Она начала понимать, что поступила неправильно, вырвав Эдвина из привычного окружения, разлучив его с бабушкой и дедушкой. Она вполне могла понять, почему мальчик стал таким вспыльчивым. Он так долго сдерживал себя, подавлял свои эмоции! Чувствуя угрюмую враждебность со стороны Теодора, ребенок не смел повысить голос, боясь вызвать резкое недовольство отца.
Синди тяжело вздохнула. Во время тяжелых последних месяцев жизни ее мужа дом Квентина и Дороти был для Эдвина тихой гаванью. Неожиданная смерть Теодора явилась для мальчика шоком. Детский страх выплескивался наружу в ночных кошмарах.
Но в то же время гибель отца принесла малышу облегчение. А с появлением Мартина — мужчины, на которого Эдвин мог смотреть с уважением и обожанием, — ребенок начал понемногу вылезать из своей защитной скорлупы. Но Мартин опять уехал, и теперь малыш страдает еще и потому, что рядом с ним нет бабушки и дедушки.
Что я наделала, в отчаянии думала Синди. Я не только сломала свою жизнь, но заставила страдать сына. И виновата во всем лишь я одна. Нельзя винить Тедди… И даже Мартина… Я сама устроила этот кошмар!
Что бы она делала без Кортни Хьюстон, своей новой соседки, пожилой вдовы, чей сын с женой и внуками жили в Канаде! Жизнерадостная добросердечная женщина стала для Синди просто спасательным кругом. С первых дней после переезда Синди на новое место соседка постоянно проявляла заботу о мальчике. Она терпеливо сносила его выходки, шуткой и лаской гасила вспышки гнева и всегда была готова прийти на помощь им обоим.
Кортни с удовольствием водила Эдвина в парк, читала ему сказки, пока Синди была занята выпечкой и доставкой тортов. К тому же она добровольно вызвалась присматривать за мальчиком в те вечера, когда его мать ужинала в одном из местных ресторанов, чтобы описать свои впечатления в еженедельной газетной колонке.
Кортни наотрез отказалась принять плату за свои услуги. Она настаивала на том, что не нуждается в деньгах, а общество Эдвина и Синди ее только радует. В благодарность Синди частенько готовила для соседки какие-нибудь необычные блюда или угощала пирожными собственного изготовления. На прошлой неделе она даже взяла с собой Кортни и Эдвина в небольшой ресторанчик, где должна была ужинать по заданию редакции газеты.
Заботясь о том, чтобы сын имел возможность общаться с другими детьми, Синди два раза в неделю отвозила его на несколько часов в детский центр. Она надеялась, что, когда Эдвин привыкнет, она сможет оставлять его там на более длительное время. Поначалу он цеплялся за нее и ни за что не хотел отойти, чтобы поиграть с другими детьми. И, хотя воспитатели уверяли, что в ее отсутствие мальчик выглядит вполне довольным, Синди сомневалась в этом, поскольку он с огромным облегчением бросался к ней, когда она приезжала за ним, а оказавшись дома, становился еще более капризным и раздражительным, чем раньше.
Только телефонные звонки и короткие визиты Дороти и Квентина в выходные дни поднимали настроение малыша. Да еще открытка и фотографии, присланные Мартином из Бирмы.
Вчера, войдя в спальню Эдвина, она застала его за разглядыванием фотографии — той, на которой Мартин был снят верхом на слоне. Детские пальчики крепко сжимали снимок. Заметив грустное выражение в глазах малыша, мать ласково наклонилась к нему:
— Ты скучаешь по дяде Мартину, сынок?
Она тоже скучала. Чертов Мартин! Внезапно появляясь и исчезая, он умел за короткий срок оставить яркий след в жизни других людей, при этом совершенно не думая, что будет с теми, кого он покидает.
И, несмотря на это, Синди, а теперь и Эдвин любили его нелогичной, инстинктивной любовью. Теперь они страдали оба.
Все накопившееся напряжение последнего времени: физическая усталость, нервозность Эдвина, скрытая тоска по Мартину, — все это начало сказываться. Синди потеряла в весе. Глядя в зеркало, она видела свое худое и бледное лицо с темными кругами под глазами. Ее губы почти забыли, что такое улыбка, а в глазах отражалась та же грусть, что и у сына.
Синди сознавала, что вся ее жизнь идет как-то не так. Она прилагала все усилия, чтобы доказать, что сможет обеспечить малышу нормальную счастливую жизнь и сама справиться со всеми проблемами, а в итоге терпела неудачу. У нее просто не хватало времени на ребенка!
Она начала подумывать о том, чтобы продать часть акций, оставленных Теодором. Вообще-то, она планировала использовать эти средства для того, чтобы в будущем дать Эдвину образование. Но, будь у нее сейчас свободные деньги, можно было бы нанять кого-нибудь, кто бы помогал ей с уборкой дома. Тогда бы она больше времени проводила с Эдвином. Водила бы его в зоопарк, в кино. Почаще навещала бы Дороти и Квентина.
Она знала, что Дороти ужасно скучает по ним обоим. Какое значение имеет то, что они не настоящие бабушка и дедушка Эдвину? Сейчас, когда Теодора нет, а Мартин уехал, кто еще у них остался из близких людей?!
Синди закончила украшать кремом большой миндальный торт, который она пекла по специальному заказу к завтрашнему дню, и вытерла пот со лба. Она так устала, целый день занимаясь выпечкой. Несколько дюжин кексов, уже охлажденных и упакованных в пластик, лежали в ряд, готовые к отправке.
Синди взглянула на часы. Эдвина нужно забирать из детского центра в пять. В ее распоряжении еще больше часа. Может, начать писать материал для газеты о вчерашнем ужине, на который она приглашала старую школьную подругу? Вместо этого Синди решила выпить чашку чая и полчаса отдохнуть. Отчет о ресторане подождет до вечера. Куча неглаженного белья тоже.
Она вышла с чашкой в садик и опустилась в парусиновый шезлонг. Солнце клонилось к закату, и его теплые лучи, просачиваясь сквозь тонкую листву деревьев, приятно согревали тело. Синди допила чай и откинула голову на спинку шезлонга. Усталость взяла свое — не прошло и минуты, как она уснула.
Ей снилось, что Мартин целует ее. Нежные прикосновения его теплых губ пробуждали в ней волшебные ощущения. Она потянулась вперед и обвила руками его шею, мечтая никогда не отпускать от себя. Поцелуй все длился, жадные губы становились все настойчивей, и Синди, внезапно проснувшись, широко раскрыла глаза.
— Что?
Она вжалась в шезлонг и, отдернув руки от вполне реальных мужских плеч, попыталась сфокусировать затуманенный сном взгляд на склонившемся над ней лице.
— Мартин! Ты вернулся!
— Ты, похоже, совсем не ожидала увидеть меня? Интересно, кого же ты представляла на моем месте?
— Я думала… — Синди помотала головой, все еще не веря своим глазам. — Знаешь, я так рада, что ты вернулся! — Ее глаза и впрямь засияли. — Я, наверное, заснула. Ой, который час?
Она с усилием поднялась из шезлонга, с благодарностью приняв протянутую Мартином руку.
— Слава Богу! — выдохнула она, взглянув на часы. — Я должна забрать Эдвина в пять.
— Ну и жизнь, — пробормотал Мартин, вглядываясь в ее бледное лицо. — Должно быть, очень приятно дремать после обеда в саду, пока твой сын… Кстати, где он? У Дороти?