Всю дорогу в трамвае не шла из мыслей эта досадная промашка с цыплятами. Он злился. Вот еще навязалась забота: что он, заведующий птицефермой, что ли? Хорошо старухе: живет в деревне, и куры для нее не забава, не декорация для двора, а жизненная потребность. Вот и разглядела, что к чему, хотя и подслеповата. Встает, небось, у себя дома, как и его мать, раным-рано, относит в курятник вареные картофельные очистки, размоченные корки хлеба, кормит кур, а потом возвращается в дом, берет подойник и идет доить корову; днем, несмотря на старость, на боль в пояснице, еще и для колхоза поработает, прополет позднее у себя на огороде грядки, а к вечеру затеет стирку, да не в стиральной машине, а в корыте — взобьет там пышным снежным сугробом мыльную пену, упрет в плоский живот стиральную доску и будет с силой жулькать белье по ее цинковым ребрам. И руки у ней, как и у его матери, длинные, синеватые от набухших вен, с узловатыми пальцами.
Остановка у завода была конечной на этом маршруте, и трамвай, надсадно скрипя колесами, сходу пошел по широкому кольцу. За окном прокрутилась знакомая панорама: жилые дома, бетонный забор завода с вытянутыми за ним цехами, громадные домны вдали, зеленый густой сквер у заводоуправления и опять жилые дома.
Летом уже на остановке в горле начинало першить от гари. Сухо покашливая, Андрей Данилович размеренно зашагал к управлению и скоро дошел до большой красной доски с призывом «Дадим Родине сверх плана… чугуна… стали… проката!» Она поднималась ввысь на гнутых железных опорах, выкрашенных в серебристый цвет, а с левого края ее улыбался сталевар с плакатно-ровными крепкими зубами, в широкополой войлочной шляпе; сталевар так улыбался здесь уже многие годы, но цифры продукции сверх плана менялись каждые три месяца. У доски стояли двое — инженер из мартеновского цеха в синей рабочей куртке и незнакомый Андрею Даниловичу человек в коричневом костюме.
Сгибая в коленях ноги, инженер чуть приседал и широко разводил руками, что-то объясняя незнакомому человеку.
— Горячий ремонт… Меньше простоев… Скоростные плавки, — мимоходом уловил Андрей Данилович.
Поднимаясь по окантованным медью ступенькам к себе в кабинет, он с горечью подумал о том, что возле этой доски часто собираются люди — толпятся там, обсуждают цифры и громко спорят, но вот его она оставляет равнодушным, он не цепляется за цифры взглядом. И нельзя сказать, что не волнует его, как идут дела на заводе; волнует, завод он любит и вместе со всеми переживает, если случается не выполнить план. Но переживает как бы со стороны, словно неудачу хорошего знакомого.
В кабинете он устало сел за стол и с удовольствием вытянул ноги. Апатия, начавшая было проходить к концу лета, овладела им с новой силой — стягивало на груди мышцы и хотелось потянуться, отвести подальше за спину локти, а не браться за дела.
Сдвинув брови, Андрей Данилович подобрал плечи, прочел на календаре: «Больница!» — и потянулся к телефону. Но трубку не взял, опустил руку на стол.
В заводской больнице шел ремонт, но что-то там застопорилось, заведующая пожаловалась Андрею Даниловичу, и он вчера же, не откладывая, переговорил с начальником ЖКО, все выяснил, а затем записал в календарь это слово, чтобы проверить на другой день, все ли в порядке.
«Раз не теребит меня, значит дела идут, — решил он. — И нечего звонить — без меня справятся».
Облегченно вздохнул: очень не хотелось ломать голову над тем, где достать, откуда что взять.
Высоко над заводом поднялось солнце и заливало сквозь открытое окно кабинет тяжелым потоком лучей, высвечивало стену. Солнце уже стало не таким ласково-теплым, каким было в начале лета, а огрубевшим, жестким. Скоро и лету конец, а он еще не брал отпуска. А если возьмет — куда ехать? На юг, на прокаленный песок пляжей? Все же безобразно давно не был он у своих в деревне. Надо бы съездить.
День прошел без особых хлопот. С час Андрей Данилович пробыл у директора завода — тот заинтересовался, как работает заводская туристическая база на озере за городом. Работала она хорошо, и он подробно рассказал обо всем. После обеда Андрей Данилович заседал в жилищной комиссии. Здесь тоже все было ясным и на этот раз обошлось без обид: у одного из подавших заявление на расширение жилой площади родился второй ребенок, и семью решили переселить из однокомнатной квартиры в двухкомнатную, а ордер на освободившуюся квартиру выдали молодоженам. В общем, редким по спокойствию выдался день, отдыхать только в такие дни от работы. Но домой он все равно вернулся вялым, молча, без аппетита съел то, что поставила теща на стол, и ушел в сад.